Леночка затравленно посмотрела на него и кивнула. Володарский запрыгал от радости и затараторил:
– Леночка! Проходите, присаживайтесь! Леночка, мы все будем счастливы с вами заниматься! – Тут он оглядел всех студийцев. – И вот наконец настал тот момент, когда я с легким сердцем могу вам сообщить, что открытие студии состоялось!
Все начали хлопать, а уборщица проснулась, уронила швабру, схватила ее и убежала из комнаты.
– Где ты достал эту Леночку? – спросила я.
– У гардероба. Она перед зеркалом вертелась. Пара комплиментов и почти силовой прием – ну и вот.
– Ничего себе. Даешь.
– Да, Коля умеет очаровывать, – прокомментировала Ниночка.
Володарский раскрыл какой-то журнал.
– Так, пожалуйста, записывайтесь! Вот тут запишите свои имя, фамилию, адрес и телефон.
И мы пошли записываться. За Вовочку записалась его мама. Потом она взяла его за рукав, сказала «Вовочка, попрощайся с преподавателем», тот что-то промычал, и она поволокла его к выходу. Последней записываться подошла Леночка, которую Коля тихонько пихал в спину.
– На сегодня все! Занятия будут по вторникам и четвергам в пять часов. Не опаздывайте, пожалуйста!
Мы попрощались. По дороге к метро я догнала Нину и Колю.
– Слушайте, а вы где живете?
– Мы местные.
– В смысле?
– Тут живем, на Чистых прудах.
– Везет. Мне сейчас еще в свое Щукино пилить.
– Да, далековато забралась. Твоих там точно не водится.
– Каких моих?
– Волосатых. Ты же из них?
– А где они водятся?
Нина и Коля переглянулись.
– Ты чего, совсем не в курсе?
– Нет.
– Где могут водиться волосатые? У памятника самому волосатому русскому писателю.
– А это кто?
– Ну подумай, включи мозги, раз уж ты решила занимается литературой.
– Толстой?
Нина и Коля захохотали.
– Еще подумай.
Я судорожно начала вспоминать русских писателей. Ни один из них мне не казался достаточно волосатым.
– Гоголь! Николай Васильевич Гоголь, – наконец прервала мои мучения Нина. – Ну все, мы пошли.
Мы помахали друг другу, и я повернула к метро.
Вот это удача, думала я, вот это попадание. Осталось только узнать, где памятник Гоголю.
5
Гоголей в Москве оказалось два – сидящий и стоящий. Около сидящего никого не было. Там вообще библиотека, и, кроме старушек и очкариков, никто не появляется. На бульваре со стоящим Гоголем действительно собирались именно те персонажи, которых я искала. Я неделю моталась на Гоголевский бульвар, стояла там в кустах, присматривалась и жаждала познакомиться хоть с кем-нибудь, но они даже не замечали меня и проходили мимо. А я очень, очень стеснялась.
На восьмой день я наконец выбрала себе жертв. Они сидели на скамейке. Оба волосатые. У одного волосы придерживал шнурок, а другой собрал их в хвостик. Тот, с хвостиком, еще носил шинель, но не длинную, по колено.
Я подошла поближе, чтобы услышать, о чем они разговаривают. Говорил тот, который в шинели:
– Противно это все. Ты просто сам не видишь, до какой степени здесь невыносимо. Это не город, азиатчина какая-то. И совок. Слово «архитектура» этому городу не знакомо. Посмотри сколько тут всего понатыкано как попало. А это что? – Он махнул рукой в сторону Калининского проспекта. – Это нормально? Ненавижу этот город.
– Ага, лучше по-вашему, по-питерски ходить в ногу, строем и по линиям. Не город, а казарма с позолотой. Лучше уж наша толчея, чем ваша диктатура прекрасного на болотах.
– Ты меня не убедишь. Посмотри, что это? – Хвостатый показал на здание.
