– От имени умерших голосовать нельзя, – вмешался Уильям Банни-Лист. – Это называется «персонация». Незаконная Выдача Себя За Другое Лицо. Я был кандидатом от Революционной Рабочей Партии Солидарности и знаю.
– Я никому не предлагаю воспользоваться моим голосом, – сказал Олдермен. – Я хочу воспользоваться им лично. Никакой закон этого не запрещает.
– Верно…
– Я пятьдесят с лишним лет верой и правдой служил этому городу, – продолжал Олдермен. – И не вижу, отчего бы мне не поучаствовать в голосовании. Оттого только, что я мертв? Демократия – вот главное.
– Народная демократия, – вставил Уильям Банни-Лист.
Воцарилось молчание.
– Ну… – сказал несчастный Джонни, – я погляжу, что можно сделать.
– Молодчина, – одобрил Олдермен. – И газету не худо бы доставлять каждый день.
– Нет. – Мистер Порокки покачал головой. – Так трудно переворачивать страницы…
– Но мы должны быть в курсе событий, – возразила миссис Либерти. – Как знать, что за нашей спиной замышляют живые!
– Я… что-нибудь придумаю, – сказал Джонни. – Получше газеты.
– Вот и отлично, – сказал Уильям Банни-Лист. – И сходи в мэрию и скажи там…
– Что мы не собираемся с этим мириться! – прогремел Олдермен.
– Ладно, – покорно согласился Джонни.
Мертвецы растаяли. Опять возникло ощущение перемещения, словно они отбыли в неведомый иной край.
– Ушли? – спросил Холодец.
– Нельзя сказать, чтоб они приходили, – заметил Ноу Йоу, ревностный поборник науки.
– Приходили и ушли, – подытожил Джонни.
– Блин, чудно все это, – поежился Бигмак. – И холод собачий…
– Ладно, потопали, – сказал Джонни. – Мне надо подумать. Они хотят, чтоб я остановил стройку.
– Как?
Джонни быстро зашагал к воротам.
– Ха! Это они свалили на меня.
– Мы поможем, – тут же сказал Ноу Йоу.
– Да? – спросил Холодец. – В смысле, Джонни-то в порядке, но… ну… это получается якшаться с нечистой силой. Твоя мать, если узнает, будет вне себя.
– Да, но если они говорят правду, значит, мы помогаем христианским душам, – возразил Ноу Йоу. – А раз так – ничего страшного. Это ведь христианские души, да?
– По-моему, на кладбище есть и еврейский участок, – сказал Джонни.
– Ну и что. Евреи все равно что христиане, – заявил Бигмак.
– Не совсем, – очень осторожно возразил Ноу Йоу. – Но вроде того.
– Да, но… – неуклюже начал Холодец. – Это… покойники и всякое такое… ну… он их видит, значит, это его проблема… то есть…
– Когда Бигмака судили, мы все пошли его поддержать, – напомнил Ноу Йоу.
– Ты сказал, что его повесят, – надулся Холодец. – И я, дурак, все утро рисовал плакат «Свободу сплинберийцу!».
– Это был политический процесс, – обиделся Бигмак.
– Ты угнал машину министра просвещения, пока он торжественно открывал школу! – возмутился Ноу Йоу.
– Я не угонял. Я бы покатался и вернул.
– Ты въехал на ней в стену. Ты бы не смог ее вернуть, даже если бы отскреб лопатой.
– А я виноват, что у него тормоза ни к черту? Я, между прочим, мог здорово покалечиться. Но, похоже, это никого не колышет. Ваш министр сам виноват – не фиг бросать где попало тачки с плевыми замками и гавкнутыми тормозами…
– Спорим, сам он тормоза не чинит.
– Значит, виновато общество…
– Все равно, – сказал Ноу Йоу, – мы в тот раз подставили тебе плечо, верно?
– Не шею же было вместо него подставлять, – буркнул Холодец.
– И все мы поддержали Холодца, когда он нажаловался в музыкальный магазин, что, если проигрывать записи Клиффа Ричардса задом наперед, слышны Откровения Господа…
