– Мне кажется, на то они и идеалы, чтобы кого-то волновать. Потому что, если не будет их, не будет никого. И, честно говоря, мне вообще не понятно, каким образом мои песни могут влиять на политику. Мир творческих людей с политикой не связан. Политика дело грязное, а творчество – это свет, – София подняла взгляд на этого странного человека.
– Да, но если творчество будет никому не подконтрольно, это бог знает до чего может довести, – он отвернулся.
– Возможно. Но, как мне кажется, художник не способен творить под чьим-то диктатом. Шедевры создаются вопреки, а не потому что…
– Вы так думаете?
– Да, я так думаю. Разве я не права? Я знаю, что для вас нет преград. Я знаю, кто вы. Но что-то святое и у вас должно быть? Хотя бы где-то глубоко в душе?
В комнате воцарилась мертвая тишина, и от этой тишины ей стало жутко. Может, она сказала что-то лишнее? Язык вечно лезет вперед головы. Но слов уже не вернуть. И надо идти до конца. Ей было действительно страшно. Она, слабая и беззащитная, одна против страшного всесильного зверя, в руках которого весь мир, и помощи ей ждать неоткуда.
– А зачем вам проводить концерты в странах с напряженной политической обстановкой? – спросила сидящая справа от нее женщина.
– Искусство должно принадлежать всем, – София бросила на нее удивленный взгляд.
– Зачем ваше искусство тем, кто его не оценит? Может, лучше отдавать его другим, тем, которые смогут понять и оценить вас по достоинству?
– Я принадлежу всем.
– Вы так думаете? – уголки губ женщины чуть вытянулись.
– Хорошо, пусть будет по-вашему, – сказал человек во главе стола. – Хотите нести людям свет? Несите.
– Как я понимаю, аудиенция закончена? – в голосе Софии прозвучали едва заметные нотки облегчения.
– Вы очень скрытная женщина. Живете затворницей. О вас легенды ходят одна краше другой. Некоторые из них бросают тень на вашу репутацию. Даже интересно, как у вас это получается? В нашем современном мире довольно сложно прятаться от общества, – человек во главе стола чуть наклонил голову, наблюдая за ней.
– Мне не нравится, когда чужие люди пытаются залезть в мою жизнь, – София посмотрела на стол перед собой. Очень красивый. Из какой-то ценной породы древа. Возможно, уже вымирающей.
– Но вы ведь всемирно известная певица. Понятно, что вашим фанатам интересно знать о вас все.
– Моя жизнь – это моя жизнь. И я хочу распоряжаться ею сама, по своему усмотрению. Чужим в ней места нет.
– Ваше право, конечно, но ведь мир не переделаешь. А если вдруг кто-нибудь выложит на суд общественности ваши тайны?
У Софии все внутри замерло. Что это значит? Зачем этот вопрос? Какие тайны? Что нужно этому человеку?
– Ну вот представьте, что будет, если ваши поклонники узнают, например, что вы занимаетесь педофилией. Насилуете, скажем, маленьких мальчиков? Какой это вызовет резонанс в обществе? И останутся ли у вас после этого поклонники?
– Но ведь это неправда, вы сами прекрасно знаете… – София едва заметно вздрогнула.
– Мало ли, что знаю я, вопрос, что знают люди? Всегда найдется репортер, который раскопает самые сокровенные тайны любого человека и выложит их на всеобщее обозрение. А ваши судебные иски, кого они волнуют. Все зависит от мотивации этого репортера. А мотивировать мы умеем, поверьте.
– Я не понимаю, что вам надо от меня? Я не занимаюсь такой низостью. Насиловать детей, на мой взгляд, самое мерзкое, что может сделать человек…
