Единокровные. Киносценарии и пьесы - страница 12



– Скажи, что я попросил, – вздохнул Алекс.

Наташа уходит, через минуту в комнату робко входит Маша.

– Это ты разбила градусник в комнате у Наташи? – спрашивает ее хмурый Алекс.

– Да, что я сумасшедшая что ли?! – возмущается Маша, – не верь ей, она просто хочет выжить меня! Ну, честное слово! – она опускается на колени перед Алексом и обхватывает его ноги, – я так люблю тебя, – шепчет она.

– Встань и прекрати надо мной издеваться, – с презрением шепчет Алекс, поднимаясь и отталкивая ее от себя, – я уже устал от этого идиотизма! Кстати, почему ты разбила машину Сэма?

– Он оскорбил нас с тобой, а самое главное, тебя! – Маша с вызовом поглядела ему в глаза, – Я ведь люблю тебя, неужели ты не видишь?!

– Ты еще ребенок, – смущенно шепчет Алекс.

– Ничуть, – она обнимает Алекса и пытается поцеловать его в губы, но он с силой усаживает ее в кресло.

– Успокойся, – задыхаясь от перевозбуждения, шепчет он.

Маша, сидя в кресле, неожиданно начинает стаскивать с себя платье.

– Что ты, что ты, сейчас же оденься, – испуганно шепчет Алекс.

– Я вам не помешала?! – громко и с язвительной улыбкой, спросила Наташа, входя в комнату, – или может мне уйти куда-нибудь?!

– Вот, гадина! – крикнула девочка, опять накинув на себя платье, и кидаясь с кулаками на Наташу.

– Прекрати! – крикнул Алекс, оттаскивая девочку от рыдающей Наташи, которую девочка все же успела ударить кулаком в лицо.

– Или я, или она! – крикнула Наташа в лицо онемевшего Алекса и убежала из комнаты.

– Ну, я же говорила, что она хочет меня выжить, – захныкала девочка.

Алекс с недоумением взглянул на нее, и в то же время прижал ее к себе.

– Не бойся, я тебя никому не отдам, – зашептал он.

– Дай-то Бог, – улыбнулась она и поцеловала его в губы.

– Черт! – отшатнулся с испугом он от нее.

– Да, не бойся, я больше не буду! Честное слово!

Крупным планом ее лукавая улыбка, задумчивый взгляд Алекса и тело рыдающей Наташи под деревом в саду, а рядом с ней сочувственно воющий дог – Рэй.


Сцена 22.


Жаркий летний день. Алекс с девочкой, качаются на качелях, сидя на раскачивающейся доске, привязанной цепями к толстому суку дуба.

– Хочешь, я почитаю тебе собственные стихи, – шепчет Алекс, с обожанием глядя на смеющуюся девочку.

– Так вы, оказывается, поэт, – улыбается удивленная девочка и кивает в знак согласия головой.

– Ну, вот, послушай, – говорит Алекс и начинает читать стихи, закрыв глаза:

К далеким снам неведомой тоски
летит моя безвременная сущность,
Я утешения ищу вблизи могил,
по горло в лес зарывшись на исходе ночи,
Где вся земля в соитии с растеньем
грехом безмолвным словно ветер изошла,
Сплетая свои темные просторы
вокруг Души, сидящей у костра,
И ждущей самой просветленной силы,
идущей сквозь померкшие миры,
Как-будто по веленью ясновидца,
скрывающим рождение Творца,
Как скорбь обыкновенного мгновенья,
летящего из пропасти в глаза,
И тающего в утренней свободе,
под неподвижным осмысленьем жизни,
Весь в придыхании грядущего огня,
в глухой оледенелой яме
Я плоть свою навек освобождаю
от тонкого покрова вечной Тайны…
В туманных объяснениях с природой,
измыслив в снах чуть видимую нить,
И ощутив ее дорогою заблудших,
я вспомнил вдруг блаженную Тебя,
Дающую мне право на сожженье,
 в распахнутой Вселенной спят века,
Печальным небом Вечность выражая,
и я молчу, как-будто нет меня,
Одна лишь Ты в моих глазах живая,
рукою трогаешь поникшие цветы,
И образ моей Смерти обживаешь,