Единожды солгав - страница 14

На следующий день состоялись похороны. Их даже скромными нельзя было назвать. У могилы стояли три человека, Алёна с Зоей, и тётя Маша, единственная, кто подумал купить цветы. Вся церемония заняла от силы двадцать минут. Крепкие мужички опустили гроб в выкопанную могилу, и принялись споро её закапывать, совершенно не удивляясь тому, что никто из присутствующих родственников не захотел проститься с умершей. Наверное, им было попросту некогда. Тётя Маша всё же промокнула платком глаза, для порядка пробормотала что-то жалостливое, соответствующее моменту, а после положила на образовавшийся холмик скромный букет. Алёна же все эти двадцать минут смотрела, в основном, себе под ноги и раздумывала о том, что не следовало надевать замшевые туфли на кладбище. Теперь они все в песке, а это на них скажется весьма пагубно. Рядом с ней стояла Зоя, молчала и жевала жвачку. На носу тёмные очки, руки сложены на груди, и расстроенной она тоже не выглядит.

– Ну, вот и всё, – вздыхала тётя Маша, когда они отправились назад, к поджидающему их такси. – Схоронили Тому. Алёна, ты же была у следователи, что он сказал? Найдут убийцу-то?

Алёна лишь пожала плечами, сказать ей на этот счёт было нечего, а вот Зоя зло усмехнулась.

– Они и искать не станут. Будто у них делов мало, алкашей да бомжей разыскивать!

Тётя Маша головой качнула.

– Нехорошо это, нехорошо. Надо бы найти.

Младшая сестра кинула на тётку выразительный взгляд.

– Тёть Маш, вы так говорите, будто мы чемодан потеряли. Вот чемодан может и нашли бы, и то… сомнительно. А тут иголку в стогу сена ищи. Алкашей этих – полгорода.

Алёна вышла на асфальт и потопала ногами, в надежде, что песок с туфель облетит. А тётке сказала:

– Вы установкой памятника сможете заняться? – И добавила: – Денег я пришлю.

– Конечно, Алёна, конечно. – Тётя Маша взяла её под руку, даже по плечу погладила. – Ты даже не переживай. Я всё сделаю.

– Спасибо.

– Девочки, а поедем ко мне? Посидим с вами, поговорим. Всё-таки надо по-человечески, поминки, хоть скромные. Посидеть.

О чём вспоминать, Алёна не совсем понимала. Но тётя Маша приглашала, Зоя, без всяких сомнений с её стороны, кивнула, соглашаясь, и Алёне ничего не оставалось, как тоже согласиться. Отказаться, накануне отъезда, зная, что, возможно, больше в этот город она никогда не вернётся, показалось крайне невежливым. Но тут есть над чем подумать. Было время, когда Алёна, в принципе, не задумывалась о вежливости, о воспитании, даже о порядочности думать было некогда, а последние годы её изменили. Жизнь с Вадимом её изменила. Вот он, надо сказать, что вместе с мамой, был поборником морали и благопристойности. Поневоле приходилось соответствовать и стараться быть лучше. В его глазах, в глазах окружающих. Иногда казалось, что и перед самой собой удаётся притворяться. Что ей не всё равно, кто и что думает.

По дороге в рабочий посёлок, Зоя с родственницей разговаривали о чём-то Алёне неведомом, об общих знакомых, она даже не вслушивалась особо, даже когда тётя Маша ахала и причитала. Внутри поселилась пустота, дело, из-за которого она приехала, казалось завершённым, и больше ничего не держало. Хотелось вырваться, будто из клетки. Вернуться домой, налить себе ванну с ароматическими солями и маслами, что привезла со спа-курорта, налить бокал вина, и пролежать в ванне, в тишине и одиночестве пару часов, не меньше. Чтобы выбросить всё из головы, перенастроить сознание, и забыть даже запахи своего прошлого, что преследуют её повсюду последние три дня. Успокаивало только то, что уже через сутки всё это свершится, что через двадцать четыре часа она будет дома. И заживёт своей уже привычной, тщательно выстроенной, благополучной жизнью.