Вода в бутылке пахла лекарством. Едва заметно, но все же пахла.
– Лика, пей. Три глотка, не больше, – услышала она голос Кира, прозвучавший над самым ухом. – Пей, черт возьми, иначе подставишь нас всех!
В его тоне было столько внутренней силы, что Лика, поддавшись ей, сделала пару глотков и закашлялась. Вода была горькой.
– Все, хватит, – Кир отобрал бутылку, закрыл и бросил назад в бардачок.
– Что ты мне дал? – пискнула девушка.
Обойдя машину, Стромов упал на водительское сиденье и завел автомобиль.
– Особый коктейль. Его составил мой приемный отец, профессор Мещерский. Слышала о таком?
– Д-да…
Лика решила, что бредит. Профессор Мещерский – отчим ее знакомого? Тот самый Мещерский, который разрабатывал генокод первых веров? Господи, да что происходит?!
– Этот коктейль притупляет наши инстинкты, так сказать. Держит внутреннего Зверя в искусственной спячке.
Девушке показалось, что она ослышалась.
– Наши инстинкты?.. – переспросила тревожным эхом.
– Да, – с губ Стромова сорвался горловой звук, похожий на рык, – наши. Потому что я тоже вер. Как и ты.
Он ожидал, что она закатит истерику, попытается выпрыгнуть из машины.
Но Лика только шумно выдохнула и закрыла глаза. Смысл истерить? Что-то изменится?
Она еще не успела отойти от первого потрясения, как на нее свалилось второе. Когда на голову внезапно падает весть, что твой отец не человек, а значит и ты не человек, надо время, чтобы свыкнуться со своим новым статусом. Но когда почти сразу же узнаешь, что и рядом с тобой не люди – эта новость меркнет в сравнении с первой.
Вот и Лике сейчас было безразлично, кто рядом с ней – человек или вер. Она пыталась осознать и принять собственную действительность. Коктейль Мещерского, чем бы он ни был, прояснил сознание, успокоил внутреннюю дрожь, даже паника, которая до этого момента сжимала горло холодной рукой – отступила.
– Господи… – непослушными ладонями девушка обтерла лицо, – я вер… вер… и я еду на военную базу…
– Наконец-то, – Кир не сдержал саркастичной усмешки, – я уж думал, сама не поймешь.
– Я не могу туда ехать, – пробормотала она, не слыша его. – Не могу…
– Придется.
– Господи… меня же убьют…
– Сейчас уже не убивают. Арестуют «до выяснения», а когда анализы подтвердят, что ты вер, тебе присудят личный номер, степень опасности и резервацию, в которой ты проведешь остаток своих дней. И я даже могу сказать, в какую из резерваций тебя отправят.
Он произнес это таким тоном, что Лика вздрогнула, а потом посмотрела на него. Кир давно сбросил очки, и сейчас в его глазах, безотрывно смотревших на дорогу, бушевало пламя. Плотно сжатые челюсти мужчины побелели, губы превратились в полоску, а шрам, который в этот момент не был скрыт волосами, стал похож на багровую рану.
– Ты о чем? – пробормотала девушка, чувствуя, как внутри все сжимается. То ли от страха, то ли от предчувствия скорой беды.
– О твоем отце, – процедил он сквозь зубы. – Ты ведь знаешь, кто такой Антуан Андрулеску? Знаешь, иначе бы не знала того, что он вер.
Губы Лики беззвучно выдохнули:
– Он глава резервации Химнесс с 1989 года…
А потом она рассмеялась. Ее плечи затряслись, из глаз брызнули слезы, а из груди рвался гомерический хохот.
– О, господи, – захлебываясь смехом, бормотала она, – мой отец – глава резервации! Вер первого поколения! Нет, это бред какой-то. Если все это правда, то как я выжила среди людей? Почему никто не понял, что я не такая, как все?
