Единственная для рыжего опера - страница 3



Поэтому Броса всегда оставляла Хундурина напоследок и каждый раз пыталась его разговорить, не без основании полагая, что, поделившись своими переживаниями, тот сделает первый шаг к выздоровлению. Но пациент упорно молчал.

— Ну как вы сегодня, господин Хундурин? — с приветливой улыбкой спросила Броса, входя в предоставленную пострадавшему при исполнении полицейскому одноместную палату.

Пациент, лежавший лицом к стене, предсказуемо не ответил, но хотя бы обернулся на голос и даже сел в кровати, мрачно взирая на целительницу и сопровождавшего её Кани-Кина.

— Давайте посмотрим вашу рану, — продолжила девушка, присаживаясь на стул у кровати, и начала аккуратно снимать повязку.

Поскольку рана снова загноилась, повязка присохла, и, когда Броса стала её отдирать, Трур зашипел от боли. Мысленно обругав себя, что не сделала этого сразу, целительница наложила чары для местного обезболивания и, открыв наконец-то рану, не смогла сдержать печального вздоха — вроде бы начавшее уменьшаться воспаление снова усилилось.

— Тебя еще тут не хватало, Кани, — шикнула она на Кина, сунувшего любопытную морду ей под руку, и добавила, обращаясь с Труру: — Ну почему же вы никак не хотите выздоравливать, господин Хундурин?

— Меня зовут Трур, — охрипшим после долгого молчания голосом ответил тот и послал Кину, которого явно узнал, такой тяжелый взгляд, что опер под прикрытием шлепнулся на задницу от неожиданности.

— Приятно познакомиться, Трур! — с энтузиазмом откликнулась заметно повеселевшая целительница. — А меня зовут Броса. Сейчас я обработаю вашу рану новым лекарством и снова наложу повязку. Надеюсь, хотя бы это средство вам поможет.

— А разве не медсестры должны делать перевязки? — поинтересовался Трур, действительно недоумевавший, почему с ним постоянно возятся именно целители.

— Когда рана наконец-то начнет заживать, так и будет, но пока нет прогресса, её состояние должен оценивать непосредственно целитель, чтобы понимать, нужно ли корректировать лечение.

Закончив перевязку, Броса сделала запись в истории болезни и, пообещав заглянуть еще раз ближе к вечеру, вышла из палаты. Кин направился вслед за ней, но Трур успел тихо прорычать ему вслед: «Сунешься к ней, убью!» Он был премного наслышан о любовных подвигах этого ловеласа, менявшего женщин как перчатки, что вообще-то было псам-оборотням несвойственно. Но в случае Хундракура побеждала, по всей видимости, человеческая часть его натуры. А Трур никак не мог допустить, чтобы этакий легкомысленный тип дурил голову такой замечательной девушке. Кин к сведению позицию коллеги принял, но внешне никак не отреагировал, тем более, что он и сам еще не решил, стоит ли ему приударить за рыженькой Солин, если, конечно, выяснится, что она не замешана в этих происшествиях с оборотнями, или нет.

Вечером Броса действительно зашла снова, чтобы сделать перевязку, поскольку на гноящихся ранах следовало менять повязки два раза в день. В этот раз ей показалось, что воспаление стало чуть меньше, но, к сожалению, если прогресс и был, то слишком незначительный, чтобы можно было быть полностью уверенной в его наличии.

А ночью это случилось снова. У пациента Тигтальнена* (*фамилии тигров-оборотней начинаются с «Тиг»), оборачивавшегося в тигра, начались судороги. Зрелище, конечно, было жуткое, ведь у него еще и пена изо рта шла, причем кровавая, поскольку Тигтальнен прикусил язык, но Броса с медсестрами не растерялись и действовали четко и слаженно, так что Тигтальнен был надежно зафиксирован и получил все необходимые лекарства вовремя. Да и неудивительно, что всё получилось, ведь это был уже пятый случай, так что все прекрасно знали, что следует делать. Однако же на снятие приступа ушел почти час, поэтому когда Тигтальнену стало лучше, и его стало можно развязать, поставив капельницу с укрепляющим раствором, и Броса, и Кантир с Магтен были совершенно измотаны.