Попасть к Тау оказалось на удивление просто – тот через посланного к нему слугу со словесной просьбой о встрече, попросил передать Джевехарду, что ждет его вечером в Малой часовне Центрального храма Темных богов. Поначалу Блаубарт-младший хотел возмутиться, почему это именно он, слепой и не вполне здоровый, должен ехать неизвестно куда, когда Оракулу существенно проще передвигаться. Но подумав, сообразил, что некоторые разговоры разговаривать следует максимально далеко от любопытных ушей собственного семейства.
А организовать перевозку к храму его самого, пусть и в инвалидном кресле оказалось вполне несложно…
Младшие служители Темных богов приняли кресло у доверенного слуги Джевехарда на входе в Центральном храме и покатили его на встречу с Оракулом. Самому слуге предстояло дожидаться его возвращения.
Корбиниан Тау сам налил Джевехарду терпкого «Бианно», сам вложил в его пальцы бокал и сочувственно спросил, чем он может ему помочь.
– Мне… нужен Ваш совет. Скажите, а если я захочу пройти во Врата, они меня пропустят?
Видимо, подобная мысль Оракула уже посещала, потому что ответил он без раздумий:
– Думаю, да… если Ваша просьба будет искренней.
– Но я искренне хочу…
– Чего именно? Джевехард, поймите, я не то, чтобы любопытствую, но для того, чтоб Врата Вас пропустили, причем не абы куда… следует подыскать максимально точную формулировку.
– Я хочу уйти к ней.
– Воссоединение с Истинной – достойное стремление. А Вы уверены, что она Вас ждет? И будет рада Вашему появлению?
– Но я…
– Джевехард, однажды Вы уже совершили по отношению к ней то, что вылилось в применение ею к Вам одного из самых страшных и необратимых заклинаний. У Вас есть уверенность в том, что где-то там Вы при встрече не сорветесь в очередной раз? И не примените к ней насилие?
– Ну-у… а что, мои действия настолько неприглядно выглядели?
– Более чем. Поймите, это Ваша фамильная склонность гневаться по любому поводу… и без него… действительно не является нормой. Гнев не просто приводит к насилию. Он и есть само насилие во всех вероятных ипостасях. Пьяный супруг-работяга, избивающий жену за неправильно с его точки зрения приготовленный обед, подвержен греху гнева. Мать, несправедливо наказывающая ребенка, тоже повинна в этом грехе. Я догадываюсь, что Вам сейчас хочется напомнить, что гневу подвержены не только простые люди, а многие вполне достойные аристократы, в частности, Блаубарты, но кто Вам сказал, что это хорошо и правильно? Особенно, если учесть, что чаще всего он обрушивается на более слабых, выражаясь в диктате собственной воли и неприятии всего, что с ней расходится. Если уж на то пошлó, правитель, вводящий законы, запрещающие инакомыслие, тоже проявляет зачастую беспричинный гнев.
Вот Вам самому нравилось, когда именно Ваш отец определял набор учебных дисциплин в Вашем детстве? Нет? А когда загонял Вас в Академию, заставляя воплощать его собственные, взрослые представления о правильном образовании и пресекая на корню любую самостоятельность? Тоже нет? А когда он подыскал Вам жену? Опять нет? Заметьте, Вы обижались, возмущались, возможно, даже злились, но с ним самим Вы пререкаться не посмели. Зато, когда Вам самому представилась возможность выместить свой на него гнев на подвернувшейся под руку беззащитной девчонке, Вы этим немедленно воспользовались, причем, как мне кажется, с удовольствием. Вам так понравилось чужое унижение? Или в тот момент оказалось проще нанюхаться запрещенной пыльцы и пойти на поводу у Сигберта Шрота?
