Отца увели уже давно, а нас томили все там же, будто давая прочувствовать, что могут оставить погибать на «Парусе». Отчего-то хотелось именно так закончить свою жизнь. Пусть без фееричного конца, но вполне достойно.
Нас увели самыми последними, когда к флагману прибыл транспортник. На его борту красовался нарисованный каратуш, безобразное членистоногое. Его часто изображали торгаши, желающие подчеркнуть свою медлительность и надежность.
Нас разместили в нижних трюмах, где вентиляция едва справлялась с перегонкой воздуха. Эти отсеки не предназначались для перевозки живых, потому система работала лишь для поддержания воздушной среды. Обрывки этикеток, масляные капли и куски упаковки на полу говорили о недавно перевозимом оружии. Именно тем самым, с помощью которого кирсы выиграли эту битву, а возможно, и всю войну.
Сейчас дело за политиками. Военные сделали все возможное, и теперь дипломаты должны начать переговоры. Судьбы всех серианцев на планете, как, впрочем, и пленных, в руках политических деятелей. Отец назвал имя своего близкого друга, который будет готов заплатить за меня выкуп. Такие предложения не замедлят последовать, ведь победителям достались лишь военнопленные. И все же общая судьба команды «Паруса» во многом зависит от будущих переговоров.
Транспортник медленно и величественно отбыл к флоту кирсов. В нижних трюмах иллюминаторы не предусмотрены, чтобы убедиться в этом, но я, привычная к ощущению вибрации работающих двигателей, могла определить режим работы. Отстыковка – по корпусу корабля пробежалась дрожь, медленный старт – усилившийся монотонный гул, разворот – легкий крен на правый борт, немного придавивший к металлическому полу гравитацией, набор скорости – плавное движение в заданном направлении. Транспортник, превратившийся в тюрьму, увозил свой живой груз к флотилии кирсов, где мы будем ожидать решения своей участи.
Военные вокруг меня старались не смотреть друг другу в глаза. Кто-то привалился к стенам, устало прикрыв глаза, другие уселись на пол, глядя обреченно перед собой. Но были и такие, которые ходили между членами команды и расспрашивали о ранениях. Несколько медиков оказались с нами.
– Парень, что с твоим лицом? – Меня слегка хлопнул по плечу парамедик с нашивками старшего сержанта.
– Фонарь разбился, кожу посекло, – я постаралась говорить немного глуше, чем обычно.
– Здесь я тебе особо помочь не смогу, – кивнул он, внимательно разглядывая лицо, – но могу успокоить только тем, что раны с ровными краями, впоследствии рубцы не будут сильно заметны, когда все срастется. На установке можно стянуть края, и через несколько лет вообще забудешь о полученном ранении.
– Переживу, – я постаралась отмахнуться как можно спокойнее, но внутри сердце дрогнуло.
Понимаю, отец хотел как лучше, уберечь от насилия, но если парамедик окажется прав, то мое лицо навсегда станет совсем другим. Впрочем, это не такая уж большая цена за свободу и жизнь.
– Что с руками? – заметив мой жест кистью, он тут же перехватил руку.
– Не повезло мне сегодня, – усмехнулась я ему и развернула обе кисти так, чтобы ему было лучше видно.
– Тебе еще, считай, повезло. Лейтенанту Кромису оторвало два пальца и пробило легкое, – парамедик качнул в сторону головой, указывая на пострадавшего.
Проследила взглядом и заметила молодого мужчину тоже в форме техника, лежащего на полу. Его грудь перетянули чужой рубашкой, успевшей пропитаться кровью.
