Внутри что-то двигается, будто по полу тащат стул. Спустя мгновение дверь открывает мужчина в фланелевой рубашке, заправленной в джинсы с ремнем. Он не обут: видно, что серые носки протерлись на пальцах.
У Евы перехватывает дыхание: в мужчине она видит нос Джексона, его линию бровей, такой же цвет глаз.
– Дирк?
– Да?
– Я Ева Боу. Жена Джексона.
Он хмурится, на лице проступают глубокие морщины. Дирк потирает лоб рукой, словно пытаясь вспомнить, когда это они договорились о встрече. Кожа щек у него покраснела, поврежденные капилляры сеточкой тянутся по лицу.
– Что… что ты тут делаешь?
– Дозвониться вам не получилось.
Дирк выглядывает на улицу, как будто ожидает увидеть кого-то еще.
– Ты приехала из Англии?
Ева кивает. Поджав пальцы на ногах, она говорит:
– Прилетела три дня назад. Мне… хотелось побывать в Тасмании. Увидеть родину Джексона, посмотреть, где он вырос. Встретиться с вами.
Дирк внимательно смотрит на нее.
– Долгий путь.
– Да, – соглашается Ева.
Он отходит назад.
– Ну, заходи.
Дирк ведет ее в небольшую гостиную, к обтрепанному зеленому дивану у окна. На журнальном столике – бутылка виски и стакан, по телевизору идет какое-то дневное шоу с вычурно одетой ведущей. Увидев на полке под телевизором кучу видеокассет, Ева немного расслабляется: Дирк из тех людей, кто до сих пор не перешел с кассет на диски, хотя все сделали это уже лет десять назад.
– Присаживайся. – Дирк показывает на диван.
– Спасибо.
Он выключает телевизор; стоя перед экраном, проводит рукой по редеющим седым волосам, расправляет плечи и потягивает шеей. Крупный и высокий мужчина. Наверное, когда-то он был спортивного телосложения, но сейчас, в пожилом возрасте, от мускулов почти ничего не осталось.
– Так ты, значит, Ева.
– Да.
Дирк засовывает руки в карманы.
– Хочешь пить?
– Воды, если можно.
Он устало выходит из комнаты, и Ева наконец выдыхает. Слышно, как на кухне открывается шкафчик, звякает стакан, льется вода из крана.
Оставшись одна, Ева осматривается: голые стены грязновато-белого цвета, на полу истоптанный ковер. На подоконнике медный барометр соседствует с моделью корабля со сломанной мачтой. На пыльном журнальном столике стоит букет увядших лилий – неужели они здесь с самой смерти Джексона?
Дирк возвращается с двумя стаканами воды на подносе. Ставит его рядом с цветами и подрагивающей рукой подает стакан Еве. Она представляла, что Дирк будет старше, с обветренным лицом и усталым взглядом.
Не присаживаясь, он говорит:
– Я как-то не ожидал.
– Понимаю, извините. Я пыталась дозвониться, но не смогла даже оставить сообщение. Вы не отвечали, а письмо вряд ли дошло бы до вас вовремя.
– Еще бы почтового голубя послала, – посмеивается Дирк. – Так что ты тут делаешь?
– Я… – Пораженная грубостью его вопроса, Ева запинается и лишь водит пальцем по прохладным изгибам стакана. – Мы с Джексоном собирались приехать сюда осенью, поэтому я подумала… В общем, решила, что все равно поеду…
Ева ерзает на месте – что еще сказать? Оглядываясь, она замечает фотографию на стене.
– Джексон, – произносит Ева, радуясь, что здесь есть его снимок.
Дирк смотрит на фото.
– В День Австралии[3] снимали, ему тут девятнадцать.
Джексон выглядит юным и загорелым, еще без морщинок, которые начали недавно появляться у него в уголках глаз и рта. Губы замерли в полуулыбке. Он стоит на выгоревшей от солнца лужайке, одетый в голубую жилетку, которая ему явно велика. Волосы доходят до подбородка – с такой прической Ева его не видела.
