– Да, я беременна, и теперь ты знаешь об этом. Так что, если ты не возражаешь, я пойду. Я сожалею о кончине Доминго, прими мои соболезнования, но, кроме этого, мне больше нечего сказать.
Дженни всегда была доброй и сострадательной, но за мягким характером скрывались стальная воля и упрямство. И все же она никогда раньше не проявляла эти качества при мне, а сейчас упрямство и даже враждебность были в ее взгляде.
Да, я это заслужил. Я помнил ту ночь более отчетливо, чем хотел. Дженни в моих объятиях, ее лицо раскраснелось от страсти. Она сказала мне, что любит меня, и тогда я понял, что натворил. Мой гнев вырвался наружу, как бы сильно я ни пытался его остановить. Я был жесток с ней. Я причинил ей боль. Намеренно. Я хотел, чтобы Дженни была как можно дальше от меня. Не вышло. Я не сожалел тогда о тех грубых словах три месяца назад, но сейчас сожаление закралось в мое сердце.
– Возможно, тебе нечего мне сказать, – начал я. – Тем не менее я должен кое-что сказать тебе.
Подбородок Дженни поднялся чуть выше.
– Неужели? И почему ты думаешь, что мне будет интересно выслушать хоть что-то из того, что ты хочешь сказать?
Во мне пробудились эмоции, которых не было очень давно. Любопытство. Интерес.
Это было не просто упрямство, которое я видел в ней раньше. Это было нечто большее, проблеск стальной воли, которая, возможно, не уступала моей собственной. Дженни никогда раньше ни в чем не боролась со мной, никогда не противопоставляла свою волю моей.
– Тебе будет интересно, потому что это касается твоего будущего, – сказал я, мой голос ничего не выдавал. – Я узнал о твоей беременности несколько дней назад, и…
– Как ты узнал? – перебила меня Дженни. Никто раньше не осмеливался разговаривать со мной в таком тоне. Дженни никогда меня не боялась. – Кто тебе сказал?
– Есть кое-кто, кто следит за тобой по моему поручению. Он сообщил мне о твоей беременности два дня назад.
Глаза Дженни расширились, рот приоткрылся.
– У тебя есть кто-то, кто следит за мной?
Иначе и быть не могло. Я держался от Дженни на расстоянии, но продолжал защищать ее.
– Мой человек наблюдал за тобой с тех пор, как ты покинула Испанию. Однако я…
– Что? Я не могу в это поверить! – Дженни вскочила с кресла, дрожа от ярости. – Ты не разговаривал со мной четыре года, и все же…
– Дай мне закончить, – приказал я ледяным тоном. Мое терпение истощалось. Я хотел быть осторожным, сообщая о своем решении Дженни, чтобы это не стало для нее шоком, но у меня не было времени. Мне нужно было разобраться с беспорядком, который устроил Валентин. Чем скорее я поговорю с Дженни, тем лучше. – Как я уже сказал, мне сообщили о твоей беременности два дня назад. Я решил, что порву с Оливией Уинтергрин, – Дженни уставилась на меня широко открытыми глазами, – и женюсь на тебе.
Дженни
Константин стоял у холодного мраморного камина, возвышаясь надо мной, в глазах не было ничего, кроме черного льда. Он не мог говорить это всерьез. Просто не мог! Или?..
Мое сердце сильно билось под ребрами, болело при виде его, несмотря на шок, ярость и боль. Прошло три месяца с тех пор, как я видела его так близко, и мне так хотелось сократить расстояние между нами! Положить руку на белоснежный хлопок его рубашки, почувствовать тепло его широкой мускулистой груди, уловить стук его сердца. Он мог выглядеть твердым и холодным, как ледник, но я знала, какой он горячий. Подобно вулкану, внутри его была лава, вырывающаяся наружу через трещины во льду.
