Пытался убедить себя, что все это – слава, деньги, поклонники – ему не нужно. Всю эту пену, мелочь и пустую суету получил в своей жизни сполна. Накушался за троих. По сути, чего ему надо? Да ничего! Свежая газета по средам, та, которой он еще доверял. Пиво. Яичница у умелицы Нинки. Курица из духовки на ужин. Книги, они, слава богу, есть. Старые. Новые, по бешеным ценам, ему неинтересны.
Лекарства? Да не пьет он их! Правда, когда жмет затылок… Ну, или слева в груди… Идет к соседке, милой бабульке из квартиры напротив. И та, качая головой, осуждая, но жалея, дает ему таблетку какого-нибудь коринфара – и дело сделано. В поликлинику он упорно не шел, отчего-то было неловко. Словно так он окончательно признает себя стариком. Ну, сердце – так курильщик с сорокалетним стажем. И разумеется, он не алкоголик. А посчитать, сколько выпито за грешную жизнь… Не море, океан.
Словом, что в сухом остатке? Противный старпер, возражающий против всего. Одинокий, потерянный пень, брюзга и зануда.
Вот и радуйся на старости лет. Тебя же все раздражали! Все – жены, дети, любовницы, друзья. Ты так устал от непонимания. От людской тупости, алчности и неискренности. Ты так жаждал уединения, так о нем мечтал! Вот и получи.
Только Господь его не услышал. Не одиночества. Уединения! А это ведь разные вещи, совсем разные. Только там, наверху, не расслышали. Наверное, так наказали.
И еще эта девица из журнала… Вот не шла она из его атеросклеротической башки! И почему, спрашивается? Сам не понимал.
* * *
В который раз Анна набрала в поисковике фамилию Городецкий. Ничего нового. Все уже прочитано и выучено. Надо что-то делать. Чем-то зацепить этого упрямого старого осла. Найти то, от чего он не сможет отказаться.
Через пару часов наконец показалось, что нашла. Она перечитала текст еще три раза и поняла: есть! Есть то, что его непременно заденет. Итак…
Длинное интервью знаменитого артиста того времени. Однако этот когда-то златокудрый любимец всех советских женщин до сих пор оставался в тренде. Правда, теперь он играл не монтажников-высотников, сталеваров-стахановцев и лихих водителей грузовиков, а директоров заводов, усталых честных губернаторов и таких же честных и не понимающих реальности председателей правлений банков. Тех, кого ставят на место и называют «фунты». Которые в итоге садятся, а их товарищи успевают сбежать на Канары, естественно прихватив с собой все нехилые деньги.
Актер без характерной для своих ровесников тоски вспоминал прежние времена, не забывая повторять, как сильно он их ненавидел. Как ненавидел и свои роли, всех этих «честных коммуняк», сказал он. Новые времена пришлись ему по нраву больше – и «честные губернаторы», видимо, не смущали. Он превозносил режиссеров нового времени, не забывая поливать грязью прежних коллег. Жизнью он был доволен вполне – демонстрировал роскошную тачку, загородный дом и молодую красавицу-жену.
Неожиданно знаменитость пустилась в воспоминания. Бог справедлив к подлецам, заявил он. Вот где, например, господин Городецкий, точнее, товарищ, потому что господином этому жалкому плуту не стать никогда? Почему он наверняка в нищете и забвении? А потому, что подлец! Укокошил первую жену, красавицу Лилию. Ах, какая была женщина! Нежная, тонкая, верная! Талантливая. Таких уже не найти, увы, на белом свете. Так вот, этот подонок взял, приручил, сломал и выбросил. Вот и поделом! Слава богу, есть на земле справедливость. И кстати, ведь открыли тогда дело. А этот… Вывернулся. Все обалдели. Даже при его-то прыти! Как, вы ничего не знали? И даже не слышали? Ну вы даете! Молодежь… Громкое было дело. А что толку? Нет прекрасной, замечательной женщины. А он есть. Отсиделся, нет, не на нарах, что вы! Я же говорю, отмазался. Уж! Нет, где-то на выселках, на «Узбекфильме». И даже там умудрился отснять очередное дерьмо. Представляете? Ни стыда ни совести! А потом вернулся. Жив курилка! Как ни в чем не бывало. И с новыми силами – новая жена, новая любовница. И начал строгать свои… шедевры… И за границу, представьте, поехал. А что, дело-то закрыли, как говорится, за неимением состава… И снова на коне въехал в столицу. Ну, не на белом, так на гнедом. А письмо-то было! Было письмо! Я не видел, но мне рассказывали.
