«Тем лучше, зато никто не увидит, как ты крадешь лодку», – думаю я, пробегая по мокрым дорожкам. И действительно, в гавани ни души, а в здании темно и пусто.
Катер Коннора, с небольшой каютой, пришвартован в дальнем конце крохотного причала, напротив маяка моего отца. Летом Коннор катает немногочисленные группы туристов, прибывающих на Остров, показывая им тюленей и китовых акул, что охотятся в наших водах, и туманно намекая на то, что можно увидеть русалок и сирен, если повезет. Это, конечно же, было ложью, потому что вода здесь слишком холодная для них. А зимой, как и большинство катеров и лодок, судно сиротливо покачивается на приколе. Целиком и полностью в моем распоряжении.
Заскакиваю в лодку, проверяю уровень бензина и нащупываю под панелью управления ключи, заботливо оставленные для меня хозяином. Выпрыгнув на берег, я отшвартовываю судно, сматывая и забирая с собой влажный проволочный канат, прежде чем возвращаюсь обратно и поднимаю якорь. Убедившись, что вокруг никого нет, я берусь за руль, вставляю ключи и завожу мотор, аккуратно отплывая от пристани в открытое море.
Островок сивиллы находится на противоположной стороне от того места, где я видела Загробный мир, и это радует. Я слежу, не появятся ли другие лодки или морские обитатели, наблюдаю за чайками и бакланами, пролетающими надо мной. Длинная темная тень мелькает под водой в нескольких метрах от меня, и я перевожу катер на круиз-контроль, обшаривая карманы в поисках телефона.
Тут-то я и вспоминаю, что он так и остался лежать в моей комнате на зарядке. Ругая себя на чем свет стоит, я ожидаю, что тюлень или дельфин, возможно, вынырнут на поверхность, но их отсутствие слегка оправдывает забытый телефон. Мне действительно нужно начать носить его с собой снова: это облегчило бы мне жизнь, если бы тогда я сделала фото Загробного мира. Я снова встаю за руль и направляю лодку к островку, который едва маячит на горизонте.
Когда огибаю остров, чтобы пришвартоваться к берегу, я замечаю лодку в открытом море, направляющуюся в сторону Острова. Она весельная, что и привлекает мое внимание: вода стекает с весел, когда те разрезают поверхность водной глади, прежде чем вновь погрузиться под волны, толкая лодку вперед. Гребец должен быть невероятно сильным, чтобы плыть по океану, а еще и не очень умным, особенно в такое время года. Я замедляю ход катера, чтобы не усложнять работу смельчаку водяными валами, и выглядываю, когда мы равняемся друг с другом.
Я вздрагиваю, увидев бледного, сероватого пассажира, который сидит на носу лодки, опустив голову и сложив руки на коленях. И вздрагиваю снова, когда замечаю фигуру в капюшоне с очень мощными руками, которые снова и снова разрезают веслами воду.
Нет. Не может быть.
Это Лодочник. Тот самый Лодочник.
Словно почувствовав мой взгляд, Лодочник поднимает голову, и его красные глаза встречаются с моими. Он замирает, а затем взмахивает рукой в знак приветствия, и я машинально отвечаю ему тем же, салютуя дрожащими пальцами. Так мы и минуем друг друга с приподнятыми ладонями, а после мрачный гребец вновь берется за весла, виртуозно рассекая неспокойное море. Когда я оглядываюсь, его там больше нет.
Гермес утверждал, что молния меня не убила. А еще я говорила с Мерри, пила кофе и принимала душ.
Но живые не могут видеть Лодочника.
Я вновь отпускаю руль и прикладываю два пальца к запястью, пытаясь нащупать пульс. Хоть и учащенный, скачущий галопом, но он, безусловно, есть. На всякий случай проверяю вену на горле – вот они тикают, мои внутренние смертные часики. Я подношу руки к лицу и с шумом выдыхаю, чтобы почувствовать свое дыхание. Хорошо. И все же мне это не нравится. Не нравится видеть третьего по счету бессмертного всего лишь за сутки и, судя по всему, заключить некий контракт с четвертым, если учитывать молнию – а я их несомненно учитываю. Мне не нравится, что они вторгаются в мой мир.
