– Нравится? – спросил он.
– Очень. Только пить с кем попало приходится…
Уильям театрально схватился за грудь:
– Выстрел в сердце…
– Неужели?
Он слегка пожал плечами, с той же едва заметной довольной улыбкой, которая как бы говорила: наш разговор – игра. В маске он, без маски – все равно сразу видно, что этого парня ничто не волнует всерьез. Никакие заботы, никакие проблемы. Я почти завидовала ему. Вот бы мне так же легко ко всему относиться!
– У тебя острый язычок… А интересно, на вкус он тоже острый? Перченый? – спросил Уильям. – Или сладкий, как твой вишневый пирог?
– Тебе понравилось? – спросила я.
Он упомянул пирог, и у меня тут же из головы вылетело, что мы просто болтаем, и это явный флирт с его стороны. Я же прежде всего пекарь, и меня, конечно, больше волновало его мнение о моих пирогах, чем какие-то опасные повороты разговора.
– Сладкий, но чего-то не хватает.
У меня замерло сердце. Я нарабатывала рецепт годами, опробовала столько сочетаний разных ингредиентов, способов приготовления… Неужели ему не понравилось? Для меня это было хуже любого оскорбления.
– Чего? – спросила я.
Притворная выдержка, будто карнавальная маска, мигом слетела с меня.
– Ну, – сказал Уильям, – нужно класть больше… соды?
Вид у него был самый серьезный. Мое сердце успело один раз глухо стукнуть, и тут по его губам опять расползлась знакомая улыбка.
Улыбаясь, я уперлась рукой в бок.
– Соды для выпечки?
– Ну да. Для выпечки. Без соды нельзя!
Я подняла бровь:
– Немедленно подниму по тревоге профсоюз пекарей. Вот это прокол! А мы-то везде дрожжи пихаем…
– Дрожжи?
– С дрожжами тесто подходит… пузырится. Большие такие пузыри – углекислый газ выходит.
– Пузырь пузат. Пузырь из газа. Кто-то сразу, кто ни разу… – забормотал он скороговоркой.
– Что?
– Я сказал, что ты ни разу не скучная…
Он что, дурачится?
Уильям вздохнул, похлопал себя по подбородку. Он как будто наблюдал за мной и что-то отмечал про себя.
– То есть? – спросила я. – Что ты так на меня смотришь?
– Пытаюсь тебя понять, Вишенка. Шаг за шагом.
– Я Хейли. Что ж, попробуй понять меня всю, флаг в руки! Скажи, когда закончишь, и мнением поделись. Может, мне будет полезно.
– Кое-что, Вишенка, я уже понял… – Он мягким быстрым движением взял бокал из моих рук, сделал глоток и вернул его мне. – Извини. Чужое всегда кажется вкуснее, правда?
– Пожалуй, – кивнула я.
Что-то я снова начала нервничать… Уильям превращал разговор в поединок, и я все больше осознавала, что он полностью управляет ситуацией. Мне не нравилось это молчание – тишина казалась еще опасней, в тишине много значат взгляды и жесты, а я уже убедилась – он может многое сказать лишь малейшим подрагиванием губ. А его пронзительные глаза… Надо заполнить паузу.
– Мы в школе, бывало, покупали друг у друга блюда от обеда, – произнесла я, вроде как отвечая на его вопрос. – На вес золота были конфетки «Эйрхед». За одну штучку – получай что угодно. Даже целую тарелку куриных наггетсов с картофелем фри. Особенно ценились беленькие такие, с необычным вкусом. Те, что ты выменял, были гораздо вкуснее, чем если бы тебе их мама дала.
– Беленькие – со вкусом сахарной ваты? Что же в них необычного?
Черт, какой вкус был у этих беленьких? Может, и сахарная вата… Забыла.
– Так, значит, ты пытаешься меня понять? – напомнила я.
Мне отчаянно хотелось знать, что он обо мне думает, хоть я и боялась услышать что-то не очень приятное.
