оказалось свободно. Туман медленно уползал куда-то под разбитый шифоньер. Медведь, тяжело дыша, смотрел вслед уползающему туману. Его громкое дыхание эхом отдавалось в моей голове. Я, не дыша, смотрела на огромную лохматую черную спину. Вдруг он резко встал на задние лапы и развернулся ко мне. Наши глаза встретились. Сознание не выдержало, и я отключилась.
– Женя, Женечка, ты меня слышишь? – Кто-то тряс меня за плечо.
Я с трудом разлепила глаза. Страшная слабость не давала возможности даже приподнять голову. Я зажмурилась от яркого света, ударившего в лицо. Надо мной склонился папа.
– Жень, может, спустишься покушать? – Участливо спросил папа.
– Все разбито да? – Спросила я, с трудом сглотнув.
– Что разбито, о чем ты? – Удивленный голос папы вернул меня в реальность.
Я приподнялась на кровати, ожидая увидеть разгромленную комнату, но к моему изумлению в спальне все было по-прежнему. Совершенно целый шифоньер стоял на своем месте, окно без единой царапинки, даже книга лежала рядом. Папа с тревогой наблюдал за мной. Он приложил широкую ладонь к моему лбу.
– Господи, да ты вся горишь, – воскликнул он, – Алла, иди сюда. Женя заболела.
Остальное я помнила с трудом. Слышала торопливые шаги мамы, ее руки, вставляющие мне подмышку градусник, как она прошептала «сорок и пять…Миша, срочно скорую». Я почувствовала, как мне сделали укол, что-то тихо говорили маме, как запахло спиртом и еще чем-то резким. Сквозь лихорадящую меня дрожь ощутила, как прижимается Кот, и начинает тихо мурчать. Всю оставшуюся ночь я провела в забытьи, иногда просыпаясь, чтобы тут же заснуть. Где-то далеко за полночь я почувствовала, как меня начинает трясти. Крупная дрожь сотрясала все тело. Я поняла, что снова поднимается температура, но встать или позвать маму сил не было. Заболел левый бок – вероятно пошло побочное действие от лекарств. Было так больно и так тяжело, что от бессилия я тихо заплакала. Вдруг я почувствовала как на кровать кто-то сел.
– Мама, мне больно, – прошептала я, всхлипывая.
Стало невыносимо жарко настолько, что пришлось откинуть одеяло. Прохладная рука легла мне на спину. Я ощутила, как постепенно уходит боль, как проходит дрожь. Меня окутывал сон. Рука медленно погладила по спине. Боль растворилась. Я заснула.
Меня разбудил Кот. Он самым бесцеремонным образом топтался по мне, нюхал лицо, шершавым языком пытался лизать нос. Я осторожно села в кровати. Голова слегка кружилась, но ни жара, ни боли не было. Я встала и подошла к зеркалу, ожидая увидеть царапины на лице. Но к моему удивлению и облегчению на лице не было ни единого пореза или иного повреждения.
– Неужели мне все это приснилось, – пробормотала я, посмотрев на Кота. Он с важным видом занимался утренним моционом и ничего не ответил. Грациозно задрав заднюю лапу, кошак самозабвенно чистил шерсть на животе, и совершенно был не настроен на общение. После утренних гигиенических процедур я оделась, и уже было собралась спускаться вниз, когда меня посетила мысль заглянуть под шифоньер. Но только стоило опуститься на колени, как дверь комнаты распахнулась, и вошел папа.
– Женька, что с тобой? Опять плохо? – Папа рывком поднял меня.
– Все хорошо, заколку ищу, – улыбнулась я.
Папа потрогал мой лоб, велел высунуть язык. С важным видом осмотрел горло.
– Это надо было так заболеть. Почти все выходные провалялась, – покачал головой он, – врач сказал – ОРЗ.
