– Нет.
Он остановился, тяжело дыша.
– Ты… Совсем, что ли? – потом собралась и смогла четче сформулировать свое возмущение. – Вы что себе позволяете, Роман Андреевич?!
Она оттолкнула его, спрыгнула со стола и лихорадочными движениями поправила одежду.
– Стараюсь приободрить тебя перед тяжелым разговором. Я же вижу, на тебе лица нет, – он, улыбаясь, разглядывал совсем не лицо.
– Очень странный способ, – укоризненно посмотрела она на него.
– Другого не знаю, – пожал он плечами. – Мне бы точно помог.
Она сложила руки на груди, смотрела хмуро и строго. Он смотрел на нее с улыбкой одновременно ласковой и хулиганской, так только Котов умел смотреть. Развел руки в стороны, раскрывая объятия.
– Иди ко мне, – промурлыкал он.
Вздернутая бровь, как немой вопрос от нее: «С чего вдруг?»
– За подзарядкой, – и взгляд его такой кроткий и невинный, – у меня столько самоуверенности, что и на тебя хватит.
Она даже шага сделать не успела, только чуть потянулась к нему, и тут же была прижата к согревающему, головокружительно пахнущему мужчине.
«И правда, хорошая подзарядка», – думала она, чувствуя, как тревожность отступила. И уже не страшно. И уже мысли не крутятся только вокруг предстоящего разговора, а убегают в будущее, где возможно счастье.
– Аня, не ходи сегодня к нему, – прошептал он ей в висок.
Она подняла голову, чтобы взглянуть на него, не понимая.
– Я сам поговорю, – в его глазах не осталось ничего от лукавства, только сосредоточенность и серьезность. – Не спорь, постарайся посмотреть на это с холодной головой. Не до принципов. Он может обидеть тебя.
– Игорь? Нет, невозможно, – уверенно сказала она. – Я сильно виновата перед ним и не хочу делать еще больнее… Хотя бы сообщить о расставании я должна по-человечески.
– Тогда не жалей его. Не добавляй ко всему унижение. Если мужчина – справится.
Он снова прижал ее к себе и зашептал:
– Анна, мне страшно, – увидев удивление на ее лице, продолжил, болезненно ухмыльнувшись. – Да, я – Роман Котов, боюсь. Боюсь, что ты сейчас уйдешь, и я потеряю тебя.
Она отступила, долго вглядывалась в его глаза, потом сняла с себя цепочку и повесила ему на шею.
– Не бойся. Что бы ни случилось, я вернусь.
…Это было всего несколько дней назад. Анна как сейчас видела его открытый, болезненный взгляд, и ее снова накрывало болью.
Все было ложью. Его слова, его признание, даже то, как бережно он спрятал на груди ее бесценный талисман.
Она потрогала шею, где всегда чувствовала цепочку, сколько она себя помнила. И там тоже была пустота. Снова обожгло болью.
Дни текли очень тяжело. Анна постоянно находилась в каком–то полузабытье. Она не всегда могла точно сказать день сейчас или вечер, какое число, ела она или нет. Ей удавалось выскочить из этого беспамятства ради заботы о дочке, но когда та уходила в школу, Анна вновь проваливалась в полусон.
Пока эту мутную серость все отчетливее не начал разгонять стук в дверь и раздражающая трель дверного звонка. Вначале звуки казались далекими, но они приближались, и вмиг схлопнулись бешеным перезвоном в голове, взрывая, прогоняя оцепенение. Анна открыла дверь, и к ней ворвались разъярённые соседи с участковым. Только в этот момент она поняла, что стоит по щиколотку в воде, а на кухне шумит кран.
«Павла? Где дочь? А, она же еще в школе», – пронеслось в голове.
Мужик что–то говорил и кричал, потом махнул рукой и, оттолкнув Анну с дороги, помчался на кухню, перекрывать воду, сопровождая это действие отборными ругательствами. Его жена, та самая скандальная баба, осталась голосить в коридоре. Участковый осматривал квартиру и что–то писал.
