Я поставил кастрюлю с борщом на плиту и сел напротив председателя.
– Давайте договоримся так, Фёдор Игнатьич. На днях соберём всех охотников, и я с ними поговорю. Обсудим трудодни. Сено нужно косить, солонцы подновить. Веников заготовить. Думаю, там всё и решим.
– Хорошее дело, – отозвался Фёдор Игнатьич. – Давай тогда я завтра после обеда всех и соберу в правлении. И сам приду.
– А вы тоже охотник, Фёдор Игнатьич?
– Да когда мне! – улыбнулся председатель.
– А давайте борщ пополам? – предложил я. – А то мне одному много. Заодно и кастрюлю сразу заберёте.
Я разлил борщ по тарелкам.
– Извините, хлеба нет.
– Ничего. Мы и без хлеба навернём!
Борщ был такой – язык проглотишь! С курятиной, с зажаркой из лука и морковки, с кусочками свиного сала.
Против воли я хлебал торопливо, обжигаясь. Фёдор Игнатьич ел, не торопясь, аккуратно дул на каждую ложку.
Я наклонил тарелку и аккуратно вылил в ложку последние капли борща.
– Тогда завтра после обеда я у вас в правлении, Фёдор Игнатьич!
Но на следующий день случилась неприятная история.
Наутро я проснулся поздно – будильник показывал восьмой час утра. Забыл завести с вечера!
Сегодня я собирался пройти вверх по течению Песенки к шоссе на Ленинград, где заканчивался мой участок. Но туда только в одну сторону километров восемь, да столько же – обратно. До обеда теперь никак не успею.
Придётся сегодня заняться хозяйственными делами. Ничего не поделаешь, в воскресенье поработаю.
Я вышел на крыльцо и словно окунулся в волны жара и духоты. В разогретом воздухе не было ни малейшего ветерка. Листья на яблоне бессильно обвисли. Даже безоблачное небо словно посерело.
Похоже, к вечеру соберётся дождь. И не просто дождь, а проливной, настоящий. С залпами воды, с дробным грохотом капель о железную крышу.
Трава, которую вчера скосил Фёдор Игнатьич, за ночь подсохла и пожелтела. От неё остро пахло свежим сеном. Опасаясь дождя, я решил сгрести траву в кучу. Могу я один день посвятить собственному хозяйству?
В сарае возле дома нашёл лёгкие деревянные грабли. Один зуб вывалился, но я выстругал ему замену из сухого берёзового сучка.
Куча получилась размером с небольшой стог – чуть ли не выше моего роста. Полюбовавшись на неё, я расхрабрился и пошёл в сарай за косой – надо же вторую половину участка докосить. А то двор, как голова у панка – здесь густо, здесь пусто.
Опыта у меня не было никакого. В прошлой жизни всего один раз ездил с отцом на сенокос. Моё участие кончилось глубоко порезанным пальцем, который мужики, за неимением йода, присыпали пеплом от «Беломора». Щипало сильно, но кровь остановилась. И зажил палец на удивление быстро.
Коса была туповатой и то и дело норовила воткнуться носком в землю. Но я прошёлся по лезвию оселком, приноровился, и дело постепенно пошло на лад. Вот и хорошо! Не так стыдно будет перед деревенскими охотниками на покосе.
Работа заняла у меня часа два. Плечи с непривычки ныли, зато на участок теперь было любо-дорого взглянуть. Исчезло впечатление заброшенности, стало понятно, что здесь живут. Даже дом словно приосанился и казался выше, чем раньше.
Оставив траву подсыхать, я прихватил пустой рюкзак и отправился в магазин. И так второй день, считай, за соседский счёт питаюсь. Стыдоба!
Деньги у меня были, и немаленькие. Двадцать пять рублей одной бумажкой, две красненькие десятки, трёшка, и шестьдесят три копейки мелочью. Для студента в деревне – целое состояние! Лежало это сокровище внутри рюкзака, в специально пришитом потайном кармашке.
