- А мне прям легко, - помимо воли огрызнулась я… и тут, со смачным шлепком, мне в лобешник прилетел приплюснутый круглый предмет, завернутый в слегка промасленную бумагу. – Это?..
- Жуй и угомонись, - лениво откликнулся ушастый, укладываясь обратно. – Пока мне не пофиг.
Я быстро зашелестела оберткой, не в силах поверить своим глазам. Мой любимый сыр, да еще и с плесенью!
Вот это да… Когда только успел?
А уж когда мокрую меня прикрыли еще и серым от частых стирок, но большим полотенцем, подсушили одежду магией, а в руки сунули запотевшую бутыль белого эльфийского вина, унылая вроде бы жизнь и вовсе заиграла новыми красками!
… Плотную пробку из горла я кровожадно выдирала зубами. А сыр и вовсе, откусывала кусками, без свежего хлеба или мягкого абрикосового джема с легкой кислинкой. Вообще, эти продукты не терпели столь варварского обращения… Но на безрыбье и корюшка за благородный лосось сойдет. Местный сыр, хоть и эльфийский, мало походил на мой любимый «Бри» или хотя бы «Камамбер», стоивший на Земле, вопреки предрассудкам, не больше невкусного «Российского», который даже в духовке не плавится.
А вот за «ушастые» вина даже во Франции платили бы полновесным золотом. Воистину, напиток богов… и воистину, выключает с него быстрей, чем с сурового сибирского самогона! И похмелья с него никогда нет.
Вот только, вопреки всему, поутру я едва продрала глаза. Они слиплись напрочь, горло драло, а от внезапного приступа кашля я чуть не брякнулась с гамака.
Этого еще не хватало!
- Заболела? – надо мной, разноцветной новогодней гирляндой повис Саас, цепляясь хвостом за потолочную балку. – Ай, молодца! Вовремя-с.
- А я специально? – с трудом прокаркала, глядя как то ли перед глазами, то ли по чешуе метаморфа прыгают разноцветные искорки. – Где Гил?
- К лекарю пошел-с, - охотно доложил змей, спускаясь тяжелым ожерельем мне на грудь. – Уж два часа как нет.
- Какой лекарь? – протестующе захрипела я. – Зачем лекарь? Знаю я его любимый рецепт – ложка касторки, два дня полежать, а там дай боги, выздоровеет! У Гила ума нет? Стражи по городу рыщут.
- А лечить тебя как? – задал здравый вопрос метаморф. – Ф-ф-фсю ночь бухала, как чахоточник.
- Свернули б шею, да дело с концом, - вроде как здраво заметила я, но змеюка замерла, хлопая глазищами.
А потом, треснув мне кончиком хвоста по лбу, поползла на него же, работать холодным компрессом:
– Дуреха ты, Леська.
- Какая есть, такую и любите, - недовольно пробурчала, устало прикрывая глаза, с отвращением понимая, что змей, в общем-то, прав.
Это еще один минус моего так называемого дара – жизнь обесценивается в принципе, а смерть порой воспринимается, как не очень приятная медицинская процедура, которую нужно перетерпеть. Ну или как странное обезболивающее: вроде как зачем обследоваться, выявлять первопричины и лечиться, просто выпил чудо-таблеточку, снял симптомы и поскакал по делам дальше.
Да и болела я, как назло, всегда тяжело и долго. То ли местные болячки так влияли на чужестранное тело, то ли так проявлялся эдакий побочный эффект бессмертия. В любом случае, учитывая нашу вне законную деятельность и розыск, предложение скрутить мне шею для быстрого исцеления было очень даже рациональным. Я б очнулась где-нибудь далеко, Гилу в одиночку было бы проще скрыться, а метаморф бы вообще не парился. Ну, кто обратит внимание на бегающую под дождем ящерицу?
