- Брови! – доходит до меня наконец-то.
Милена так и застывает с поднятой рукой.
- Что?
- Этот блондинистый герой-любовник Вронский, - поясняю я, хотя не мешало бы пока придержать мысли при себе.
- Не понимаю, - Милена трясет головой. – Брови, Борис… Ты что имеешь в виду?
Выглядит так, будто на самом деле не понимает. Когда-то я ей рассказывал все, даже самую мелочь, и Милена меня слушала. Действительно слушала, а не только кивала, глядя в телефон или отвлекаясь на домашние дела. Лежала рядом, смотрела в глаза – и все эмоции отражались на ее лице.
А сейчас я не верю этому непониманию? Но если Милена ничего не знает, то я своим молчанием могу обречь ее на… что-то.
- Брови слишком темные, - наконец-то произношу. - Волосы прямо как у альбиноса, а брови темные.
И ведь если бы не Милена и ее фотографии, я бы не стал так обращать внимание на лица, на детали и аномалии. Тогда следующий вопрос: почему она этого не заметила? Волна недоверия снова накрывает – я уже жалею, что рассказал о своих догадках.
- Ты хочешь сказать, что он красит волосы? – Милена понимает ход моих мыслей. – Или брови? Но это… Да спроси у любой женщины, которая красится в блонд, что темные корни станут заметны мгновенно.
- Обязательно спрошу, - киваю в ответ. – Ты его голым видела?
Вопрос только в научных интересах, но Милену он задевает.
- Да ты… Ты! – снова задыхается от возмущения.
- Я спрашиваю из тех соображений, чтобы понять, какого цвета у него волосы на руках, ногах и других местах.
И опять территория, на которую ступать нельзя, но я же сам это делаю, а потом обвиняю Милену. Нет, нам нельзя долго находиться в одном помещении.
- Марк!
- Милая, не надо так возмущаться, иначе мы потеряем время или снова окажемся в одной постели, может, даже на столе, на полу.
- Перестань, - Милена опускает голову на барную стойку и сжимает руки замком на затылке.
Что-то с противным скрипом, будто давно заржавевшие шестеренки, начинает ворочаться в груди. Не надо снимать с меня эту ржавчину! Я с ней уже сросся, она как дополнительная защита.
- Перестал.
Защитные шутки, которыми я прикрываюсь, становятся отвратительны даже мне. Не хочу слишком сближаться, потому что доверия нет, но и не могу смотреть на Милену, даже если это все игра.
- Может, ты видела у этого… Бориса шрамы? – спрашиваю и дополняю: - На лице.
Милена поднимает голову, но не смотрит на меня, а только часто моргает. Нет, утешать я ее точно не стану – это уже за гранью. Тогда постель нам точно обеспечена.
«Ну ты же об этом только и думаешь», - мелькает мысль, которую я отгоняю.
- Ты думаешь о пластической операции? – интересуется Милена тихо, но голос все равно дрожит.
И снова быстро улавливает мою мысль. Подозрительно? Все еще да.
Вот только… Едва Милена ловит мою еще не оформившуюся идею, как я вспоминаю. И Бориса, и свою боль, и грязный подвал…
Руки чешутся, так хочется свернуть некогда любимую шею, которую раньше только целовал. Поднимаюсь и нервно хожу от стула до окна, снова втягивая в себя сигаретный дым.
Ну не может быть это совпадением!
- Марк, что?..
- Закрой рот, иначе я за себя не ручаюсь, - останавливаюсь ненадолго, чтобы взять следующую сигарету.
Милена послушно молчит, и своим молчанием будто подтверждает мои догадки. Я все-таки беру телефон и открываю файл со свидетельством о рождении.
Что же, по дате рождения отцовство вполне и мне можно приписать, но учитывая, что Милена была знакома с Борисом, которого когда-то звали Егор, еще не факт.
