Да, Харитонов – опасный, страшный человек с криминальным прошлым, и скорее всего, настоящим. Да, он меня за человека не считает. Но! Это не значит, что я тоже так считаю! Я – человек, и у меня есть свое «Я».
Даже если Харитонов задумал провести свою первую брачную ночь со мной прямо здесь, на трассе, или вообще, отдать меня на растерзание своему водителю, Ибрагиму или другим сопровождающим, то… я не собираюсь это терпеть!
– М-да… жаль портить такую красоту! – задумчиво произносит Харитонов, но в его глазах я вижу такую злость и раздражение, что инстинкты и разум отключаются в моей голове.
Выключается все, кроме одного: бежать!
Я дергаю ручку, и о чудо! Дверь не заблокирована!
Я вываливаюсь из машины прямо в снег, и скатываюсь с насыпной обочины. Снега много, он искрится в свете автомобильных фар, и не пачкает мое платье.
Скатившись кубарем в начало леса, я скидываю неудобные шпильки-лодочки и сайгаком припускаюсь в чащу.
– Ибрагим! – слышу я негромкий, но властный приказ Харитонова.
Я без верхней одежды, платье тонкое, на улице минус. Белые кружевные чулки сразу же порвались без туфель.
Этот страшный человек Харитонова, Ибрагим уже рядом. Я слышу, как хрустят прошлогодние ветки под тяжестью его ботинок.
Платье узкое, мешает мне, ветки царапают нежную кожу ступней.
Мы с Ибрагимом в разных категориях. Разумеется, он и одет более подходяще для преследования, и по-мужски вынослив. А я… натыкаюсь на ветку, и с размаху валюсь на землю, прямо под его ботинки.
– Отпустите! – пытаюсь я с ним договориться, но у камня сострадания больше, чем у личного охранника моего мужа.
Ибрагим молча, будто не считает нужным вообще со мной разговаривать, не спеша надевает на руки кожаные перчатки.
Зачем?!
Чтобы придушить меня и отпечатков пальцев ни осталось?!
Один рывок, и Ибрагим дергает меня с земли. Скрутив руки, он молча несет меня в сторону дороги.
С ним бесполезно договариваться. С бесчувственной глыбой и то больше шансов, что тебя услышат.
Ибрагим возвращает меня обратно к автомобилям. Харитонов и его свита хмуро поглядывают на меня.
– Хм… не думал, что у Деснова такая резвая дочь. – усмехается Харитонов.
В его голосе хоть и слышится раздражение, но в глазах скрытое восхищение. Ему нравится мой бунт? Моя непокорность?
Я еле сдерживаю язык за зубами, чтобы не наговорить ему гадостей. Умом понимаю, что с таким как Харитонов, лучше молчать.
Он делает еле заметный знак своим людям, и все они как один разворачиваются ко мне спинами.
– Ибрагим! – кивает Харитонов сдерживающему меня охраннику.
Тот ловко в одно чудовищное усилие разрывает корсет на моем платье. Пышная юбка тянет ничем более не сдерживаемую ткань вниз, и я остаюсь в одном лишь нижнем белье в февральской стуже, окруженная пеной белоснежного кружева разорванного платья.
Отмечаю, что Ибрагим так же успел отвернуться. Он не посмел взглянуть на меня, оставшуюся в трусах и лифчике.
На мне остался лишь один весьма жадный и заинтересованный взгляд. Взгляд моего мужа. Все остальные мужчины покорно пялились в лес, не смея ослушаться приказа своего господина.
Харитонов тоже долго не мучает меня. Он подходит ко мне, на ходу расстегивая пиджак. Закутывает меня в него, будто в пальто, мигом защищая от посторонних взглядов.
– Ибрагим! – приказывает Харитонов.
Ибрагим поднимает разорванное платье, осматривает его. Кивает головой.
– Охренеть! – усмехается Харитонов…
