Иначе опять сознание потеряю, если увижу снова его страшнючее лицо.
Он похож на Бармалея. На того самого героя детской книжки, которым детишек на ночь глядя пугают.
Хотя… У него безумно красивые, проницательные глаза и темного цвета.
И мускулы внушительные. Горы из твердых, как сталь, мышц.
Если убрать шрам на лице… Всё будет не так ужасно.
— Открой глаза, — хрипло приказывает. — Я знаю, что ты притворяешься.
Блин, мужлан меня раскусил.
Отрицательно качаю головой.
Как вдруг меня грубо сдавливают за шею, угрожая.
— Раз так, сама напросилась.
— Ну, ну, и что ты сделаешь со мной за неподчинение, чудище? Сердце из груди голыми руками вырвешь, как тому бедолаге? Или будешь месить кулаками пока не превратишь в отбивную?
Прищурившись, глядя из-под опущенных ресниц, я замечаю, как боец ехидно скалится.
Кошмар, не нравится мне это.
— Для тебя у меня есть кое-что другое.
Секунда.
Черная тень падает на меня сверху, накрывая как цунами, и я ощущаю на своих губах грубый, властный поцелуй.
— Нет!
Мычу в рот нахалу и резко распахиваю глаза.
Он держит меня слишком сильно и бесстыже целует.
Не целует, ставит собственническую печать на моих губах.
Я лишь немощно пищу и бью кулачками по стальной груди бездушного варвара, но он и не думает останавливаться. Наоборот, ужесточает напор. Но целует без языка… Просто запечатывает мой крик своими пухлыми, сочными губами.
М-м-м, а они у него ничего.
Честно, не думала, что у такого неотесанного грубияна могут быть настолько чувственные и пылкие губы.
Я обмякаю.
Не знаю, что со мной происходит, но я больше не брыкаюсь. Полностью расслабляюсь, чувствую приятную сладость в мышцах и необычные покалывания в нижней части живота.
От бойца приятно пахнет. Свежим гелем для душа и властным нравом победителя. Его длинные волосы падают мне на лоб, и я понимаю, что они влажные. Наверно, он недавно принял душ. Поэтому от него так приятно пахнет.
Нет ни крови на лице и руках, ни страшных ссадин. А на теле красуется темная одежда, так соблазнительно облегающая его восхитительное, мускулистое тело.
Лапища амбала опускается на мою талию и по нежнейшему шёлку платья скользит точно к вырезу груди.
Я. Не. Дышу.
Я сгораю в агонии невероятного безумия.
Теперь я начинаю понимать смысл фразы:
“Как можно ненавидеть человека и одновременно желать его до беспамятства”.
Мое бедное сердце подскакивает до самого горла, а кончики пальцев на руках и ногах немеют.
Если не открывать глаза, не задумываться, кто именно тебя так голодно целует, не видеть уродливый шрам, рассекающий половину лица, то это… черт побери! Волшебно…
— Ой!
Меня жаром всю опоясывает и едва не подбрасывает до самых небес, ведь я понимаю, что мерзавец только что схватил меня за грудь!
— Ты очумел?
Рывок.
Действую на каком-то спонтанном рефлексе. Выбрасываю в сторону руку и награждаю гадкого извращенца звонкой пощечиной.
Пока он приходит в себя от неожиданности, пользуясь моментом, я вскакиваю на ноги и даю деру.
— Ауч! — трясу ушибленной рукой, прижимая её к груди.
Это была всего лишь пощечина, но я едва кисть не сломала. У него и рожа тоже, видимо, из стали выкована, как и здоровенные кулачища, которыми можно гвозди в бревна вколачивать — не сломаются, если вспомнить с какой агрессивностью боец крошил черепа своих врагов.
И хоть бы что демону окаянному!
Целехонек как броня на танке.
— Ар-р-р! — зарычав как дикий зверь, он собирается бросится вдогонку, но я уже почти добежала до дверей террасы.
