– Я под впечатлением, – отрезала она. – Я всегда думала, что в Сандхерсте учатся исключительно джентльмены.
Ей стало интересно, достаточно ли нахально она ему ответила.
– Вы пришли ко мне только за тем, чтобы резать беззащитные деревья? – спросила она.
Он поднялся на ноги.
– Я принес партитуру.
Он подошел к вишневому дереву и вытащил из него нож. Возвращаясь к столу, он знал, что Амалия настороженно отслеживает каждое его движение. Он принялся чистить яблоко.
Талос не понимал, зачем запустил в дерево острый нож. Вероятно, он хотел покрасоваться перед Амалией.
Он ни разу не был в компании человека, который считал бы его присутствие таким нежелательным. Люди жаждали общения с ним. Никто не относился к нему равнодушно.
Но Амалия вела себя так, словно ей не было до него дела.
– Это она? – спросила Амалия, открывая папку с партитурой.
– Вы выглядите так, будто боитесь прикоснуться к ней.
– Я никогда не держала в руках ничего сочиненного королевой.
Он с любопытством изучал ее:
– Вы почтительно смотрите на партитуру, но не проявляете ко мне, принцу этой страны, никакого уважения.
– Уважение надо заслужить, месье, – сказала она. – А вы не сделали ничего, чтобы его заслужить.
Почему она не боится его?
– На этом острове наши подданные с рождения уважают королевскую семью, – произнес он.
– Вы зарабатываете их уважение грубой силой? Или вы предпочитаете обычный шантаж?
– Пятьсот лет назад высокомерное отношение к члену королевской семьи Агона считалось изменой.
– Если бы этот закон был по-прежнему в силе, я уверена, число ваших подданных равнялось бы нулю.
– Этот закон был принят в сенате в благодарность моей семье за сохранение этого острова в безопасности. Но именно мои предки отменили его.
– Держу пари, ваши подданные праздновали отмену закона всю ночь.
– Не стоит недооценивать людей этого острова, дорогуша, – сказал он, начиная сердиться на ее легкомысленное отношение. – На Агоне нет диктатуры. Члены семьи Каллиакис остаются руководителями острова с согласия нашего народа. Наши люди будут отмечать юбилейную гала-вечеринку моего деда с таким же энтузиазмом, как если бы это была вечеринка их собственных дедов.
На ее бледных щеках выступил румянец, она сглотнула:
– Я не хотела оскорбить вашу семью, месье.
Он наклонил голову, принимая ее извинения:
– Но вы ее оскорбили.
– Разве? – Ее зеленые глаза сверкнули. – Я хотела оскорбить лично вас.
– Если бы дворцовое подземелье не превратили в туристический аттракцион, я бы бросил вас туда.
– И поэтому я рада, что оскорбила вас. Вы шантажом заставили меня приехать сюда, вы угрожаете моей карьере и карьере моих друзей, и вы заставили меня подписать контракт, согласно которому меня ждут штрафные санкции, если я не сыграю на вечеринке для вашего деда. Вы обещали немедленно распустить Национальный оркестр Парижа. Поэтому я буду с удовольствием пользоваться любой возможностью, чтобы оскорбить вас.
Он вытянул перед собой длинные ноги и провел пальцами по волосам:
– Вот мне интересно, почему женщина, которая боится выступать на публике, не боится проявлять ко мне неуважение. Я вас совсем не пугаю?
Через секунду она ответила:
– Ну, вы умеете запугивать.
– Это не ответ.
– Единственное, что меня пугает, это мысль о том, как я буду стоять на сцене во время гала-вечеринки, – солгала Амалия. Но она скорее будет стоять на сцене голой, чем признается, что боится Талоса.
