В то же время и в полное противоположение развитию капиталистического хозяйства тот же Государь дает закон 14-го декабря 1893 года[5] о неотчуждаемости крестьянского надела. Этим законом крестьяне почти навсегда закрепощались к земле.
Ни продать, ни купить земли, ни пользоваться где-либо кредитом с этой поры крестьяне не могли. Останавливалось всякое внутреннее и внешнее сельское передвижение, расселение, переселение, выход из общины и т. п.
Даже Государь Александр II и его комитеты не могли бы допустить мысли, что крестьяне, покрывшие выкупной долг, могут быть когда-либо ограничены в праве собственности…
Невероятное совершилось, и даже в 1907 году (реформа Столыпина) этот закон не был отменен.
Вся история этого закона и его последствий многократно изложена мною в печати с 1894 года, и я привожу лишь самый факт укрепления общины за счет всякой экономической свободы крестьян и за счет успехов сельского хозяйства. Излюбленная и взлелеянная сановниками (во имя нужды в рабочих руках помещиков-сановников и лени бюрократии провести кадастр), а также славянофилами и рядом с ними Герценами, Бакунинами и Чаадаевыми, и сочиненная в 1836 году для России немцем Гакстгаузеном, община – этот явный признак строя социализма актом 1893 года получил вящее и беспредельное закрепление, превосходящее даже начало коммунистическое, дающее некоторые права выхода из коммуны…
К радости Герценов, Винаверов, Савинковых и Ленина Монархия ужилась с подлинным сельским социализмом; капиталистическое хозяйство строилось при коммуне-общине – и в этом трагическом сочетании и глухой борьбе двух противоположных начал кто-нибудь должен был уступить.[6]
Консервативнейший Государь безотчетно встал на опасный путь. Одной рукой он дал Витте вводить капитализм, другой думал укрепить против него заставу земельного тягла и общины, веря, что народ-общинник останется русским и не наденет маски интернационала.
Государь Александр III жалел народ, боясь его обезземелья, боясь сферы кредита и веря в самобытную крепость духа народа. Мы знаем, что он колебался… но благодаря влиянию на него министров – Толстого и Победоносцева – и всей бюрократии Он перед своим концом бросил закон 1893 года как якорь для народа, но этим остановил движение и работу крестьян. Очаги немца Гакстгаузена тлели. На общину, как на спину тарантула, насадится интеллигенция и зальет Россию ядом социализма в 1917 году. Та же община – клетка и аппарат, который даст возможность большевикам держать народ годами в трепете и нужде.
* * *
Покорный мысли, воле и заветам отца, начал царить Государь Николай II. Экономическое положение было сложно и неблагополучно. Сельское хозяйство не могло не падать: налицо была община – воспитательница лени (и народа, и правящего класса); что могло быть легче для фиска и для управления, чем распоряжение кучами Иванов Непомнящих!
Витте, поднимая на дыбы промышленность при общине и слабеющем сельском хозяйстве и начиная занимать золото, сознательно не открывает глаза обоим Государям. Неопытный в первые годы Государь был всецело в руках старых министров.
Но кризис сельского хозяйства не мог уже быть замолчан. Дутые успехи показной для Запада политики Витте не скрывают кризисов и падения сельского хозяйства. Настало время, когда вся система государственного хозяйства требовала пересмотра.
«Неисчерпаемые» наши богатства не слишком привлекают иностранный капитал, и с 1900 года приток его ослабевает. Повторяется слово «урожай», и
