Его величество случай. Роман в рассказах - страница 8



До меня донёсся смех девочек и удаляющийся топот. Я толкнула дверь, и она распахнулась. Я помчалась в гостиную к деду Стёпе и повисла у него на шее. Взрослые хором пели: «Не нужен мне берег турецкий, и Африка мне не нужна».

Девочки шептались и, поглядывая на меня, ехидно смеялись. Они затеяли игру в фанты. Меня не позвали, а я бы и не пошла.

Утренний туман

Нина пришла на занятия по вокалу в приподнятом настроении, в предвкушении, что сегодня будет разучивать Ave Maria Каччини. Педагог, дородная Клавдия Ильинична, предложила новую распевку. Она, аккомпанируя себе на пианино, несколько раз пропела протяжно, то повышая, то понижая сочным, хорошо поставленным голосом:

– У-у-утренний ту-у-у-ма-а-ан…

И вдруг Нине вспомнилось далёкое детство. Ей лет пять или шесть. Большая, просторная комната в Вадковском переулке. Она сидит на корточках на крышке рояля рядом с высокой комнатной пальмой, в руках крутит маленькую плюшевую мартышку. Мордочка у мартышки потешная, она всегда улыбается Нине, в отличие от куклы Китси, которая часто бывает грустная и даже злая.

Нина смотрит на бабушку, которую она зовёт мамой. Бабушка Лёля – самая красивая на свете, но она сейчас плачет. Глаза её смотрят с невыразимой мукой. Её нежная, будто изломанная рука тянется к стакану с водой, другой она нервно теребит скомканный носовой платочек. Рядом, нависая над ней, как гора, возвышается дед Степан – большой, багровый, лысый, страшный. Он гневно кричит на бабушку: «Лёля, отвечай, как его фамилия? Нина, как его фамилия?» Лёля рыдает. Нина сидит на рояле, прячется под пальмой, затем высовывается и, гримасничая, выставляет руку с мартышкой и тоненько пищит:

– Обезьянкин, Обезьянкин его фамилия!

Нина, как попугай, повторяет эту шутку и не может остановиться. От этого дед багровеет ещё сильнее, большие голубые глаза превратились в тёмные щёлочки.

Почему любимый Нинин дед вдруг превратился в чудище?

Это дед выпытывает у бабушки фамилию её сердечного друга.

А дело было так. Родители Нины были очень молоды. Они работали, учились, развлекались и навещали дочку только по воскресеньям. Нина жила с бабушкой и дедушкой, а мама с папой жили недалеко, за Миусским кладбищем, на Надеждинской улице (её сейчас нет), в старом деревянном полуразвалившемся доме, в восьмиметровой комнате с протекающим потолком. В общей кухне стояло двенадцать керосинок и висело двенадцать рукомойников, уборная была во дворе. Конечно, бабушка с дедушкой не могли допустить, чтобы их внучка росла в таких условиях. Когда Нине исполнился месяц, обвалился потолок, малышка чудом осталась жива. Родители приходили только в выходной. Папа пел и играл на рояле, а мама крутилась перед зеркалом в красивом платье. Иногда они брали дочку гулять и закармливали её сладостями и мороженым. С ними было очень весело, но они часто ссорились. Нина звала бабушку «мама большая», а маму – «мама маленькая». С бабушкой Нине спокойно, она уверена, что та любит только её. Однажды Нина слышала, как бабушка шёпотом сетовала деду:

– Вот, прибегут, обкормят Ниночку чем-нибудь или простудят и исчезнут на недели, пока деньги не кончатся, а мне лечить. Всё порхают, забывая, что у них ребёнок.

Нина знала, что бабушка любила поворчать, но обожала своего сыночка, Нининого папу. Девочка не обижалась, что родители убегают в свою взрослую жизнь и им не до неё. Она была совершенно счастлива с бабушкой Лёлечкой.