Ее ладонь утонула в моей. С таким мне еще не приходилось сталкиваться. Надя среднего роста. На высоких каблуках сейчас выглядит довольно высокой. Но хрупкое телосложение и маленькие ручки делает из нее сейчас зашуганного ребенка.
Впрочем, так оно и есть.
Пусть не ребенок, но Оля застращала сестру так, что та дрожит всем телом. Возможно, ее серьезно знобит. Не заболела бы. С простудными заболеваниями сейчас хочется сталкиваться меньше всего.
- Дмитрий Егорович! – предпринимает последнюю попытку Оля, но я в буквальном смысле этого слова захлопываю свою дверь у нее перед носом, пропустив Надю вперед в свою квартиру.
- Я все сказал, - говорю как можно строже, чтобы этот вопрос больше не поднимался.
Я не насильник. Я верен своей покойной супруге. На Надю у меня нет никаких мужских видов. Хотя не постесняюсь признать, что давно ее не видел, поэтому помню угловатым подростком. Хоть ей и было тогда лет двадцать. Сейчас же передо мной молодая и симпатичная женщина. У которой не клеится в личной жизни, как говорит Оля. Почему-то даже в этом вопросе хочется ей помочь.
Если бы не Нестеров, я бы не добился сейчас всего того, что имею. Он сразу взял меня под свое крыло. Сразу после академии я попал к нему в отдел простым опером. Молодой, совсем неопытный, да еще и влюбленно-окрыленный, собирающийся жениться придурок. По-другому назвать себя язык не поворачивается. Именно моя влюбленность в покойную супругу и зацепила Никиту Аркадьевича. Он сначала подшучивал, но без злости надо мной. А после моей женитьбы познакомил нас со своей семьей. Можно сказать, что мы дружили семьями. Нестерова тогда «преследовало» повышение за повышением, что, правда, сопровождалось постоянными переходами из управления в управление. Он всегда предлагал мне пойти с ним.
И я шел.
Моя супруга – все же женщины от природы слегка меркантильны – прямо сказала, что с такими людьми нужно дружить. А если еще и это приятный человек по характеру и разговорам – дружить охотно. Она тоже искренне привязалась к семье Нестеровых. Мы были молодыми и приезжими. Никита Аркадьевич со своей женой вроде как стали нам старшими товарищами. Наставниками. Всегда давали мудрый и ценный совет. Но и вроде родительского порицания тоже давали.
- Раздевайся, - машинально велю Наде, снимая обувь в прихожей.
Собирающаяся разуться Надя от моих слов только встала прямо, будто лом проглотила. Не сразу понял смысл своих слов.
Дурак. Брякнуть такое после пережитого…
- В смысле разувайся, - уточняю, убирая в шкаф свой китель. – Сейчас я дам тебе одежду и полотенце, - ухожу в спальню и кричу оттуда. – Примешь душ. Потом будем твои раны обрабатывать.
- Вы не утруждайте себя, - чуть ли не заикается Надя. – Я сама справлюсь. Отдыхайте уже.
- Мне тоже душ нужно принять, - объясняю свой план действий с сохранением задуманной последовательности. – Поэтому иди первой, - даю ей полотенце и свой спортивный костюм с трико и кофтой с длинным рукавом. – Я пока все подготовлю. Раны будешь сама обрабатывать.
Только так удается ее хоть немного успокоить. Трясущимися руками Надя берет у меня из рук приготовленные вещи и уходит в ванную комнату. В моей квартире Надя с Олей были ровно один раз. Когда погибла моя супруга, девчонки помогали с похоронами и поминками. Разумеется, в этом распорядился их отец. Я тогда вообще ничего не касался и ничего не понимал. Родственники же потом положительно отзывались об организации от двух молоденьких девчонок. Еще бы. Примерно года за два до моей трагедии им пришлось похоронить мать. Девчушки понимали, каково мне.
