– А рази это можно?
– Вот я и обкумекиваю.
В разговорах потайных так время и шло до вечера. Решили, что, когда выйдут из свистихинского леса, Егор поможет Тимохе оторваться от ватаги, прикроет его. Иначе нельзя. Осип на Егора зол, будет держать его на глазу. А Тимоха ближней дорогой должен будет добраться до кушелевского дома и кликнуть о беде. Бывал Тимоха там раньше, проходил мимо. На бугорке дом, над рекой, куда купаться бегала вязниковская ребятня и частенько видел он, как прогуливался кто-то в саду у Кушелева. Сад большой с дорожками со скамьями и тоже уходит к реке. Из сада всегда навевало ароматом цветов.
Надо как-то отвести глаза бабе Фене от их с Егором замысла. А она внимательно следила за их горячим разговором, хотя, конечно, особо ничего не слышала. Но вдруг скажет что-нибудь об этом Осипу, тот уж церемониться с ними не будет. Подобрался Тимоха к старухе:
– Баб, Фень, а чего мы в энтом доме делать будем?
– А чегось разбойники-то делут, не ведашь что ли? Нам ведь на ватагу много надо всего.
– А коли отдавать не будут?
– Да полно, отдадут! – уклончиво ответила старуха. – Бабенки там одне. Испужаются, чай, да попрячутся.
– Ну, а все-то мы для чего же идем? – продолжал разыгрывать из себя глупого дитятю Тимоха.
– Ну дак, как для чего? Для шума. Улюлюкать да стучать будем, страх наводить.
– А зачем отсюда насовсем уходим?
– Ну, это временно. Вдруг кого-то схватят да выпытают в полиции про наше логово. Придут, ан тут никого и нет. Посидят, посидят, а что толку-то.
– А куда же мы по-настоящему-то пойдем?
– Охтиньки, леса большие! Сейчас не зима. Переждем где-нибудь до белых мух…
Баба Феня говорила, а сама уж то и дело задремывала. Кругом-то все давно храпели. Высыпались. Знали, может быть, в ближайшее время и поспать-то, как следует не придется. Егорка тоже спал. А Тимохе ну никак не хотелось. Любая неизвестность тревожила его всегда. И, когда его маменька умерла, он не знал, как же он будет жить один? Да потом попривык. Очутившись в этой землянке, он тоже думал поначалу, что жизнь кончена. Это ж надо, попасть в разбойничий лес! Но потом пообвыкся. Но коли раньше кто-нибудь ему сказал, что он будет жить с разбойниками, он бы от страху помер. Но вот теперешний переворот в жизни, что грядет, кажется ему еще ужаснее. Неизвестность.
Тимохе казалось, что он не спит, но, видимо, забылся, потому что зычный голос Осипа пробился откуда-то из забытья и прошелся по всему телу волной страха и смятения.
Все поднимались. Егор подобрался к Тимофею и почти беззвучно шепнул:
– Всё уяснил?
Тот взял его за руку и сжал, мол, все ясно.
Давно уже Тимоха не был на воле. Ночь была по-августовски темная и свежая. Сразу все тело охватило ознобом, и зуб на зуб не попадал. От холода, а может быть, и от страха, не разобрать. Когда завиднелся рассвет среди деревьев, Тимоха сказался бабе Фене, которая шла рядом, что ему нужно до ветру. Приотстав малость, а потом потихоньку от дерева к дереву, взял вбок от идущих. Через некоторое время показались городские окраины, и он поспешил к дому Кушелева. А там уже было недалеко. Главное, не опоздать, но и никак не быть замеченным. Стучать в ворота или в парадную дверь было опасно. Вдруг впотайки сидят люди Осипа, они ему не дадут поднять тревогу. Тимоха пробрался в сад, пронырнул под окнами и в одном окне увидел свет. Решительно постучал в стекло. Створки раскрылись и выглянула девушка. Она встряхнула длинными волосами:
