Слышь, ты, гегельянец – кантианец – позитивист, а по – настоящему – скрытый берклеанец, не иначе, сколько можно базарить сам с собою, да еще за автора успевать? Ишь, раздухарился. Нигилист. Верить ему не во что. Вот тебе храм. Веруй в бога! Да, это нелегко. Лишь идиотам кажется, что явился в церковь, попросил всевышнего о даровании того, сего, пятого, десятого, свечку воткнул и адью. Дело сделано. Наша вера – тяжкий крест, как ни странно. Впрочем странного здесь ничегошеньки нет. Ты попробуй и все сам поймешь. Просто верующему искренне труд сей не в тягость, а в радость. Главное – поверить. Но право поверить дается не всякому, заслужить его надо. А как?
Ладно. Ладно. С последним утверждением спорить трудно. И не стоит. Только уверуй во что ни будь беззаветно. И все – пропал – никакие отговорки не помогут. «Вперед, заре навстречу…» «Я смогу, я все на свете смогу…». «Плавали, знаем». Сами такими были. Точно в игрушечки играли. А игрушечки – то взрослыя, сурьёзныя, за них дяди – тети друг другу головы откручивают. А ты знай играл – наяривал… Победы трудовые одерживал. Обеспечивал выполнение, так сказать. Как нас прежде учили: «Если хочешь выполнить задание, найдешь любые пути и средства, если не хочешь, найдешь любые отговорки». Красиво сказано. Спору нет. И что? А ничего. Чуть устал, начал пробуксовывать, засбоил, ну, и дали по сусалам. И обгадили с головы до ног. Да ещё с аморалочкой подставили как следует. Хоть и не прежние времена, а все – таки…. Стыд – позор еще никто не отменял. И представьте себе, подломали бравого паренька. Спекся. А того и нужно было. Вот тебе и вера безоглядная, и совесть трудовая, и …А – а – а…
Самое страшное, что ничего особенного не произошло. Самая большая трагедия в полном отсутствии таковой. Утрись и живи далее, жизнь еще никто не отменял, поэтому
Если, выпив горсть феназепама,
Вы на утро потянулись всласть,
Значит ваша жизненная драма
И вчера, увы, не задалась
А то, все происходящее с ним в первые, человечек любой склонен оценивать, как нечто исключительное. Сидим мы это в слесарке, на исходе вечерней смены. Чай пьем с бригадиром, пока мужики «мотаются», рукава, баллоны уносят, «качайки» волокут, весело матерясь, смену хорошо сработали, охладитель газов на третий конвертер водрузили, а в охладителе двадцать с лишним тонн. Я оттого и остался в вечер, что дело- то нешуточное… Да и люблю я такие монтажи – сразу результат виден. А то мастер на смене молодой, мало ли…. Тут и вбегает к нам этот самый мастер. Глаза по пятаку, слюна летит метра на три, от крика. Что случилось? Да как же! Охладитель четвертого «гавкнул», на седьмом блоке трубки порвало, хлещет на конвертер!… почти в горловину! Надо срочно… Щас хлопок может быть, мало не покажеться… Выслушали мы оратора нашего, переглянулись со стариком – бригадиром. Оценили ситуацию, смачными эпитетами монтажными, и, закурив, продолжили беседу. Мастер, (мальчишка, только после института, второй месяц на работе) посмотрел на нас оторопело, и чуть не визжа, начал по – второму кругу сообщать, да еще укоризны добавил, чего это мы сидим такие – сякие. А бригадир, окурка изо рта не извлекая, и говорит: «Максим Андреич, чего ж на место бежать, там сейчас парит нещадно, ни рефрена не увидишь. Вот давление сбросят, воду на пульте СИО перекроют, тогда милости прошу. Авария и авария. Все, что могло случиться, уже случилось. Конвертор поди уже повернули, чтобы в горловину не лилось. А вы бы лучше мужикам сказали, что бы один пост да сварку оставили на отметке». И вздохнул уже вслед уходящему молодому: «Эх, мальчуган, не суетись. Жена вот, говорят, у тебя молодая- красивая, вот об ней думай, да её люби. Пока не поздно».
