– Ты из рембата? – спросил меня икая
– Нет, я из артбатареи. Слушай, друг, наши люди вторые сутки не кормлены, а у тебя целая свинья на танке. Выдели немного.
В это время открылся люк механика-водителя и оттуда выползли еще двое в таком же состоянии, как и первый.
– Да гони ты его, Володя! – заорал один из них, – эти пушкари только и умеют, что драпать да шмалять по своим с перепугу!
Володя пару минут что-то осмысливал, затем отрицательно покачал головой и прохрипел, – не дам, валите отсюда.
– Очень тебя прошу, а мы вам поможем трак заменить, – кивнул я на гусеницу.
– Я сказал, валите! – внезапно взъярился танкист и потянул из кобуры ТТ.
Зная по опыту, что за этим может последовать, я ткнул его автоматным прикладом под дых (танкист сложился надвое) и приказал набежавшему расчету вязать остальных. Через несколько минут весь экипаж лежал на траве и злобно матерился.
– Там, в танке, должен быть еще четвертый, разберитесь с ним,– бросил артиллеристам. Двое нырнули в люк, затем выбрались обратно и сообщили, что четвертый танкист вообще лыка не вяжет и спит на перине.
– У них там патефон, жратва и канистра спирта, старшина, – сообщил одни из них, – забрать?
– Оставь! Быстро загружайте свинью на повозку и убираемся отсюда.
Через несколько минут, взвалив здоровенного хряка на телегу, а заодно прихватив и пару притороченных к танку канистр, в которых тоже оказался спирт, мы помчались назад, настегивая своего савраску.
К ночи батарея была накормлена, и каждый солдат получил по сто граммов спирта.
Половина кабаньей туши была спрятана в ближайшем бочаге, а канистры с питьем закопаны в землянке комбата.
Каким образом «добыли» мы все это, я скрывать не стал, и старший лейтенант меня особо не журил. Главное, наши люди были накормлены и готовы принять бой. А он явно назревал. Громыхало все ближе.
– Ты, вот что, старшина, установи пока свое орудие на прямую наводку в кустах у КП. На всякий случай, танкисты могут за кабаном приехать, – многозначительно изрек комбат. И как в воду глядел.
На следующее утро наблюдатели доложили, что по лесной дороге, в нашу сторону движется одиночный танк. Тридцатьчетверка.
– Ну, вот и гости пожаловали, – наблюдая за ним в бинокль, хмыкнул Нургалиев. -Готовь свой расчет. На всякий случай.
Я приказал зарядить замаскированное в кустах орудие.
Метрах в ста от батареи, танк взвыл и, не глуша мотора, остановился.
Башенный люк откинулся и на землю спрыгнул уже знакомый мне танкист. Теперь он был в полевом обмундировании с погонами старшего лейтенанта и с болтающейся на запястье руки плеткой.
Нервно похлестывая ею по сапогу, офицер хмуро оглядел батарею и проследовал в землянку комбата. Вслед за ним туда же нырнул и мой командир взвода.
О чем шла беседа, догадываться не приходилось. Мат офицеров доносился до расчета, и обстановка в землянке явно накалялась.
Затем из нее выскочил сопровождаемый комбатом старлей, который бесновался и орал, что закатает батарею в землю.
– Нургалиев взмахнул рукой в нашу сторону, расчет тут же разбросал маскировавшие орудие ветки.
– Будэшь плоха сибе вести, расстриляем твою коробку, – гортанно произнес он, обращаясь к танкисту.
Тот мгновение смотрел на орудие, а затем, увидев меня, хищно оскалился и прохрипел, – да вот же этот рыжий, что ж ты мне комбат «вола крутишь»? И тоже махнул рукою.
На танке тяжело заворочалась башня, и пушечный ствол уставился на наш КП. Грозно и решительно.
