Да, у меня случилась истерика. Я не плакала, но на грудь как будто кинули один за другим несколько больших булыжников, разом выбив из лёгких весь воздух. После этого странное, не похожее на нервное, жжение расползлось по телу лавой и заставило меня почувствовать дождь, капельками бегающий по земной поверхности, ветер, вытворявший кульбиты в воздухе, грозу, бьющую высоко в небе в барабаны…Когда жжение стало почти невыносимым, снаружи, треща, ломаясь и вспыхивая, закружили шаровые молнии.
Александр Мстиславович попытался было мне помочь, но его, без моего на то желания, просто отбросило воздушной волной в сторону. Эдриан тоже подойти не смог, хотя на ногах удержался.
Я встала и, пошатываясь, направилась к двери с твёрдым намереньем покинуть Трим и его сумасшедших обитателей, но, едва сделав первый шаг, потеряла сознание.
Поздним утром к центральным воротам Перфидии, главного ридданского дворца, подъехал необычный гость. Каких только посетителей не видели местные работники (да что уж там, всякое бывало, и любители пощеголять в прозрачных вещах захаживали, и в одних ипостасях приходили, и в огненно-воздушно-водно-земных «нарядах» не стеснялись появляться) – но этот мужчина, на вид около тридцати-пяти-сорока лет, весь в красном, отчего-то мгновенно цеплял взгляд. Может, их впечатлило умение гостя сочетать разные оттенки красного без вреда для посторонних глаз, может, их поразило то, с каким достоинством тот держался, несмотря на скромный по дворцовым меркам костюм, а может, их заинтересовало выражение, которое появилось на его лице при виде дворца, – мрачное, напряжённое, с едва заметным презрением, проглядывавшем сквозь чуть вздёрнутый подбородок и опущенные ресницы. В то время как остальные шли по головам, чтобы оказаться в стенах Перфидии хотя бы раз, он вёл себя так, будто бывал здесь каждый день и уже пресытился её роскошью. Не служи равный Стерн во дворце с юных лет, решил бы, что рыжеволосый чудак был каким-нибудь заскучавшим аристократом, от безделья оббивавшем пороги дворца Правящего.
Странный посетитель, тем временем, негромко пристукнул своей тростью по люциевой брусчатке и, пробормотав что-то на незнакомом языке, неторопливой походкой направился к привратникам, стоявшим по обе стороны от ворот. Равный Стерн проводил его любопытным взглядом. Он-то думал, что так и простоит весь день на жаре в бессмысленном ожидании двух глупых подростков, а тут такое зрелище. Если мужчина в красном не имел приглашения – а он (это равный Стерн, с его многолетним опытом дворцового управляющего, мог определить за секунды) его не имел – то одним выговором ему было не отделаться. Правила в этом году ужесточились, теперь запрещалось даже на преддворцовую территорию заходить без особого разрешения.
Посетителя, впрочем, отсутствие документа и враждебные позы стражников ничуть не смутили. Он неторопливо огладил лацканы сюртука, аккуратно поправил чуть съехавший набок цилиндр и, поприветствовав привратников глубоким поклоном, звучно произнёс:
– В мирах мира. Позвольте представиться, Александр Мстиславович Мирской, Знающий огневеденье. Прибыл от лица моих учеников, Эдриана Товальди и Ангелины Александровой, по делам Особого Совета Междумирья.
Равный Стерн встрепенулся, услышав имя пришедшего, и посеменил к воротам. Ловкий, проворный, сообразительный, домус по ипостаси, бессменный и бесценный дворцовый работник, он сразу понял, в качестве
