Социологи от Исторической Социологии как-то не проясняют этого вопрошания… А ответ прост: ТРАДИЦИОННО ДЛЯ РУССКОЙ ДЕРЕВНИ, отгуляв пару месяцев с утра-вечера 18 октября до середины декабря мужчины отправлялись на «приработки», хотя бы на тот же лесоповал-«зимник» декабря-февраля и массу других сезонных работ (по уральской практике сразу вспоминается всякая, в том числе и пушная, охота). Более того, существовали производства, ПРЯМО ОРИЕНТИРОВАВШИЕСЯ НА СЕЗОННО ПРИХОДЯЩУЮ СЕЛЬСКУЮ РАБОЧУЮ СИЛУ, например горнозаводские предприятия Урала, работавшие зимой, и сбывавшие свою продукцию на пик спроса весной-летом, как например знаменитая «сутунка» – вечное кровельное железо Лысьвенских заводов, но требующее большой доли физического ручного труда…
…Это очень специфическое чисто русское оформление исторически неизбежного перекачивания людских ресурсов из аграрного сектора в индустриальный, из деревни в город, которое имело принципиально отличный характер от всех прочих исторических форм урбанизации, возникавших как следствие аграрного перенаселения – но, право, имея по 11 га в среднем на каждый из 15 миллионов учтённых крестьянских дворов, и при огромном неосвоенном фонде свободных земель восточнее Волги, в Сибири, Казахстане, на Дальнем Востоке последнее как-то не особенно подпирало, в деловой оборот шло свободное время, т.е. нечто отличное от «осознанной необходимости», нечто от «свободы воли». Приходится особо растолковывать, Русская Деревня дисциплины голода не знала, это подтверждается уже тем, что утрачивая трудоспособность на городской работе выходцы из сёл возвращались на родину, с которой вследствие этого старались поддерживать устойчивую связь., т.е. никогда полностью не превращались в «пролетариат без родины», без сопричастности в доле «общинно-общественной» собственности. И это становится особо выразительным в 1920-е годы, когда деревня «осереднячилась»…
Т.о., оформляя резервную армию труда, которая возникала на особой основе, не столько вследствие аграрного перенаселения, сколько свободного ресурса сезонного распределения рабочего времени, русская деревня стала основой урбанизационных процессов, базового фонда и неизбежной и обязательной при индустриализации перекачки населения из деревни в город, при этом в особо мягкой форме – при неудаче за спиной всегда оставалась усадьба и надел (этой возможностью особенно широко воспользовалось «кулачество» в 1930—1933 годах, например, родители того же А. Солженицына, Б. Ельцына…). Именно эти потоки из деревни НА ОТНОСИТЕЛЬНО ЛЁГКИЙ ГОРОДСКОЙ НОРМИРОВАННЫЙ ТРУД за 10 лет качественно изменили лицо великорусского этноса, превратив его из аграрного в аграроно-индустриальный, с 10—12% городского населения в 1913 году до 30—32% горожан в 1937… Т.о. русская деревня в этот период в дополнение к столь значимой Военной Силы России наполнила и тело новой армии, Трудовой
Обозревая в целом совокупность условий и обстоятельств, порождавших феномен Русского Коммунизма, а по его роли и значимости в процессах «коммунизации мира», можно констатировать, что наряду с общемарксисткими в нём реализовывались и чисто русские факторы, соотносимые обычно со страноведческим своеобразием: территория, этнологическая предрасположенность, исторический опыт, реализующийся в камертонности социального к идеологическому и масса прочего – но в облике социально-национального своеобразия он повторяется, а теперь сохраняется в Китае, идёт в ЮВА, достигает Континента Обеих Америк…
