Присовокупив к этому бессодержательному началу еще пару-тройку дежурных фраз, она дала мне понять, что это все, что она может сказать по поводу безвременной кончины своего коллеги. Да, советская школа – это на века. Но кое-что полезное я все-таки смогла извлечь из ее равнодушного монолога. Такая реакция – косвенное подтверждение того, что профессор не слишком тесно общался со своими коллегами и мнение жены о том, что «все его обожали», имеет некоторые неточности. Во-первых, не все, а во-вторых, не «обожали», а просто были равнодушны и поэтому не выказывали явного неприятия.
Складывается ощущение, что Надежда Сергеевна не очень-то хорошо была осведомлена о делах своего мужа и о его взаимоотношениях с окружающими. Она и сама об этом говорила.
Выйдя из помещения кафедры, я почти нос к носу столкнулась с высоким и худым мальчиком, который поспешил извиниться, хотя даже не задел меня.
– Ничего, ничего, – доброжелательная улыбка выпускницы милицейской школы весеннею розою расцвела на моем лице. – Вы не подскажете, как мне найти группу 3705?
– Да все уже, наверное, ушли, у нас последняя пара. А что вы хотели? Может быть, я смогу вам помочь, я тоже из этой группы.
– Правда? Вот какая удача: я собираю дополнительные сведения о профессоре Разумове, ведь он был вашим куратором?
На лице молодого человека в течение одной секунды промелькнуло сразу несколько различных выражений. Доброжелательность, с которой он разговаривал со мной, сменилась какой-то болезненной гримасой, а та, в свою очередь, перешла в восхищенную полуулыбку, которая тоже почти сразу исчезла, и на лице юноши осталось выражение печали. Пораженная такой метаморфозой, я в молчании смотрела на него.
– Да… – наконец произнес он. – Вы знаете, все мы до сих пор в шоке. Невозможно поверить, что такое могло случиться. У кого рука поднялась? Ведь Анатолий Федотович, он… он никому не сделал ни малейшего зла… мы все так любили его…
Казалось, он сейчас расплачется.
– Вы, наверное, хорошо знали профессора?
– Может быть, никто не знал его так, как я! Какой это был прекрасный преподаватель, как он умел интересно рассказывать! Только благодаря ему я ощутил настоящее значение и смысл истории. Он даже готов был заниматься дополнительно с теми, кто интересовался историей, и мы приходили к нему – я и еще несколько человек, – изучали материалы, проводили исследования…
Меня вдруг осенило – не иначе как я разговариваю сейчас именно с тем парнем, про которого говорили мне девушки с кафедры. Тем самым, который «заделался тенью» профессора Разумова. Любовь к своим наставникам – это прекрасно, но, на мой взгляд, во всем нужно знать меру.
То, что мальчик, стоявший передо мной, чувствителен и эмоционален, было видно невооруженным глазом. Тонкая кожа, быстрый взгляд, непроизвольные реакции… Но был в его экспрессии какой-то диссонанс, который я бы не взялась определить, но который почему-то заставлял меня сомневаться в его искренности.
Мальчик произвел на меня двойственное впечатление, и я решила при случае навести о нем более подробные справки. Чем он занимался в ночь убийства, например? Хотя с таким хлипким тельцем, без малейшего намека на мускулы, он был не очень подходящим кандидатом для наемного уличного хулигана.
Мы познакомились, оказалось, что зовут его Влад и что он готов всячески споспешествовать мне в моих поисках. Обещал даже приобщить к этому своих друзей с исторического факультатива. С его друзьями тоже поговорить не мешает. Не будем забывать, что малолетки – одна из версий, и, в каком бы виде они ни выступали, как нанятые кем-то или по своей инициативе, пока преступление не раскрыто, нельзя сбрасывать их со счетов.
