Но, к моему удивлению, на рабочем месте ее не оказалось.
– Вера Иосифовна уехала на научную конференцию. А вы по какому вопросу? – с любопытством посмотрела на меня секретарша, немолодая уже женщина с маленькими бойкими глазками на востреньком личике, чем-то напоминающая старуху Шапокляк.
Похоже, снова придется рассказывать историю про милицейскую школу.
– Я хотела бы побеседовать о профессоре Разумове. Я собираю дополнительные сведения по этому делу по заданию своего руководителя дипломной работы. Я оканчиваю обучение в школе милиции, – с доверчивой улыбкой сообщила я.
– Ах молодежь! – тоже с улыбкой, но уже с материнской, посмотрела на меня женщина. – Девушка, и на тебе – милиция! Не страшно?
– Что вы, это так интересно – расследования, преступники… вот и по этому делу… – попыталась было я навести женщину на нужную мне мысль, но сбить ее оказалось не так-то легко.
– Вот именно – преступники… Девушка должна выбирать женскую профессию – быть учителем или врачом…
Я почувствовала: если ее сейчас не остановить, словоохотливая дамочка еще долго будет объяснять мне свою систему разделения профессий по половым признакам. Поэтому решила поставить вопрос ребром:
– Вы знаете, что профессора убили?
Ничуть не меняя выражения глаз, смотрящих на мир с оживленным любопытством, Шапокляк изобразила на своем остреньком лице гримасу печального сострадания.
– Да, нам сообщили. Это очень печально. Мы все хорошо относились к Анатолию Федотовичу, когда он работал здесь. И Вера Иосифовна, она тоже… страшно огорчилась.
Невооруженным глазом было видно, что моей собеседнице не терпится высказаться на какую-то весьма интересную для нее тему, но она не знает, как начать. Не имея представления, о чем может пойти речь, я опасалась задавать наводящие вопросы, чтобы это похвальное желание не улетучилось от какого-нибудь моего неосторожного намека.
Чтобы добиться успеха и позволить секретарше высказать все, что было у нее на душе, я решила пойти другим путем и прибегнуть к уже много раз оправдавшей себя классической схеме. Правда, на этот раз у меня не имелось в запасе ни конфет, ни шампанского, но это было делом поправимым.
– Вы знаете, – голосом, преисполненным дружелюбия, сказала я. – Вера Иосифовна, наверное, будет еще не скоро, а дождаться ее мне необходимо. Может быть, мы с вами пока попьем чайку? Я сбегаю, куплю что-нибудь вкусненькое…
Но оказалось, что гостеприимство своей собеседницы я явно недооценила.
– Что вы, деточка, не нужно никуда бегать! Тут у нас не казарма, кусочек печенья к чаю найдем.
– Ой, мне так неудобно, получается, что я напросилась…
Но добрая тетя Шапокляк уверила меня – ничего подобного, она все равно приблизительно в это время всегда пьет чай и ей будет только приятно, если я составлю ей компанию.
Конечно, я предпочла бы кофе, но, понимая, что в чужой монастырь со своим уставом не ходят, я во второй раз с того времени, как начала расследовать это дело, занялась распиванием чаев с обслуживающим персоналом высших учебных заведений. То, что именно чай – наиболее распространенный напиток в этой среде, было мне хорошо известно, и нарушать эту давнюю традицию было бы неправильно.
По мере того как наши души согревал ароматный напиток, беседа становилась все доверительнее, и я уже чувствовала, что вот-вот моя собеседница, которую звали вовсе не Шапокляк, а Подпалова Степанида Михайловна, откроет мне то заветное, что знала она по интересующему меня вопросу.
