Эгоизм наш спаситель!
Эгоизм – генератор!
Эгоизм почти во всем, почти во всем!
Эгоизм должен процветать, а не этично разлагаться!
Эгоизм есть на Западе, Севере, Юге!
Добро и любовь, зло и ненависть порождает эгоизм!
Пробуждение эгоизма!
После анабиоза!
Все мы – эгоисты! Но никто не баллотируется на имя эгоиста!
«Эгоист – не оскорбление, а напоминание того, кто МЫ ЕСТЬ!
Так что если я эгоистична, как и все, как и большинство, кто любит себя. Преступлением считать повышенное самолюбие – есть антигуманность. Но я еще не сказала, что люблю его на основании эгоизма, это только прихоть опасливая предположить, что так может быть.
ФАСТФУДОВОЕ ВДОХНОВЕНИЕ.
Мы сидели с ним в кабинете и волос его беспечный оторвался с, и так уже седеющей, головы и лысеющей. Меня это очень вдохновило.
Ветчина с прослойками жира и мяса создавала волокно, но вот, вопиющий волос упал на нее с головы. Волосы. Неаккуратность. Все такое, прочее. И как вы думаете во что перевоплотился этот волос? Он стал портящим, никчемным. Если ранее он ценился и был принят как какая-то реликвия. Ветчина наверняка хотела вытолкать волос за его громогласное вмешательство. Волос – один волос – где угодно – корявая приманка. Он так отвратителен, когда один. И на письменном столе – посланник дьявола. Хотя вообще-то все зависит, куда его сместить – он постоянно меняет имя. Ах, контекст. Почему от обычного фона так меняется слагаемое? Он играет в терапию отождествления. Когда что либо происходит с Александром Ивановичем я теряюсь в возможностях воплощения этого через «остранение» – суетящееся лечение посредственного через подробное глубокое описание. Он лечил меня настолько проникновенно, что даже такие ситуации попросту меня оздоровляли, бессознательно его волосы падали, чтобы создать из меня энтузиаста.
СЛУЧАЙНОСТЬ – НАПОМИНАНИЕ О БЫЛОМ, КОТОРОЕ ВЫДУМАННО.
И встретила я солнцестояние в жаркую сиесту, и полюбила мужчину, который так ускоренно перебирал руками клубнику. Персидские ковры, застилающие от солнца ему глаза, висящие на прищепках в тени неоправданной. Не померкшие глаза. Огрызающиеся глаза. Это было всего-то распыление чувств, которые затем стрелой вонзились в самое сердце. Он был едкий и проворный во всех делах. За ним было не поспеть. Так что я долго приглядывалась, чтобы подкрасться и бац! Но я не сделала того. Я попросту созерцала его красоту. Вдруг. Он уронил большой тяжелый ящик с фруктами. И я затрепетала в конвульсиях о его здоровье. Витамины сделали его непревзойденным. И переливающиеся, раскачивающиеся деревья в разные стороны – составляли суматоху на фоне его целостности и почти вечной продуманной ловкости. При моем наблюдении он резко ушел вдаль, забрав с собой клубнику. Он тащился, пока я не подставила ему подножку.
– Стойте! – говорю я ласково и нежно.
– Вы толкнули меня!
– Простите…
– Да что вы!
Сколько девственной злобы – он защищается изо всех сил, сам того не зная. Но его красота была священна и непредсказуема. Я так засмотрелась на него вовремя этого молчания тет-а-тет, что рухнула без сознания и очнулась с его ликом на своих ресницах. Он был такой родной и радостный, что его потайную тревогу я даже не выяснила. Его красота была невинна, а потому всемогущая. Пульс так трещал, что я подумала это легкая смерть. Я подумала, что пережила все, что можно пережить в его насыщенности. И тогда озеро превратилось в ручей, гонимый лаской. И некуда было бежать. Я все рассказала ему. Мне никак не было под силу расточить эту объемистую проблему – сделать любовь взаимной. Какая невыгодная холодность. Я была очень раздосадована, хотя мне претила эта отверженность. Его недосягаемость прельщала, это было так сладко.
