– Слушай, Митрофанова, не зли меня. Ты что это? Вынуждаешь меня самому опять идти в Склиф? И искать завотделением, и беседовать с ним?.. А у меня дома – кот, скотина такая, без пищи страдает. Ты-то своего Родиона уже два раза кормила!
Аргумент насчет Родиона оказался убедительным. Надя примолкла. Дима положил зеленую бумажку поверх ее сумочки, торопливо включил передачу и выехал со двора.
Спустя минут десять, когда они уже ехали по улице Летчика Бабушкина, вдоль длинных трамвайных путей, Надя, все это время молчавшая, хмурившаяся, закусывающая губу, наконец спрятала деньги в сумку. Вздохнула, тихо проговорила:
– Я тебе их обязательно отдам.
– Я не сомневаюсь, – немедленно откликнулся Дима.
Спустя еще пять минут они уткнулись в пробку на выезде на проспект Мира. Журналист произнес, к Наде вовсе не обращаясь, словно бы сам с собой:
– Мою маму убили пять дней назад. На твою покушались – вчера. Странное какое-то совпадение по времени.
– Странное, – глухо проговорила Надя.
– И чем-то ведь покушения похожи. И в случае с мамой, и в случае с тетей Раей имели место автомобили.
– И с твоей… твоей, – Надя отчаянно засмущалась, – мамой разве тоже был автомобиль?
Дима неохотно ответил:
– Менты говорят, свидетели видели: из подъезда, сразу после убийства, вышли двое. Их ждала машина с включенным движком. Но ты только не болтай об этом, ради бога!
– Я никогда не болтаю, – огрызнулась она.
Дима кивнул и продолжил:
– И тогда, и теперь преступления кажутся вроде бы такими простыми-простыми!.. Очень простыми – да концов не найдешь.
– Ты думаешь, их обеих специально пытались убить? – Надя глянула на Диму: он сидел за рулем нахмуренный, сосредоточенный.
– Да, пытались… А мою маму даже убили… Но кому, спрашивается, нужно убивать двух пенсионерок? Кому они, старушки, могут помешать?
– Может, наследство? – робко предположила Надя.
– От кого? У моей мамани на книжке осталось шестнадцать рублей девяносто копеек. Может, у твоей есть золото-бриллианты?
– Боюсь, что нет, – через силу усмехнулась она.
– Тем более что я – единственный, кажется, наследник своей мамы. А ты – если не дай бог что случится – у своей единственная наследница?
– Наверное, – пожала плечами Надя. Она и краешком думать не хотела о том, что «не дай бог что случится».
– Значит, – цинично усмехнулся Полуянов, – убрать старушек выгодно прежде всего – кому? Мне и тебе. А что, замечательный сюжет. Я в Амстердаме, у меня стопроцентное алиби – а ты в это время убиваешь мою маманю. А потом я краду машину и сбиваю твою мать. А потом мы с тобой наследуем шестнадцать рублей девяносто копеек и две квартиры. И живем в них, поживаем, добра наживаем…
– Слушай, прекрати юродствовать, а? – с неожиданной для нее твердостью сказала Надя. – Заткнись. Пожалуйста.
Дима искоса глянул на нее, излишне резко рванул со светофора и тихо произнес:
– Извини.
Еще десять минут они проехали в молчании, а потом Надя сказала:
– Они же очень долго, твоя мама и моя, работали вместе. Вдруг они были свидетельницами какого-то преступления? А сейчас их пытаются убрать…
– Угу, – усмехнулся Дима. – Они не работают вместе уже чертову тучу лет. И все эти годы убирать их никто не пытался. А теперь вдруг они кому-то помешали.
– Может, шантаж?
– С чьей стороны?.. Эй, подруга! – Дима обернул к ней изумленное лицо. – Ты что, представляешь себе мою мать в роли шантажистки? Или –
