Экспансия. Рой - страница 31

   Орбитальная станция под номером 2, построенная на орбите Гентора ранее других (первая была серьезно модифицирована после первой сборки на орбите и не могла считаться новой – ее теперь классифицировали скорее как верфь), была самой старой и к настоящему моменту использовалась в основном для ремонта патрульных катеров и некоторых пассажирских и исследовательских моделей кораблей. К началу мобилизации на ней немедленно начались работы по укреплению наиболее изношенных узлов, ремонт маневровых двигателей (а маневровик на орбитальной станции – это Вам не шутка!), навешивание дополнительной брони, установка современных моделей орбитальных пушек и лазеров среднего класса. Штат станции также был доведен почти до полного комплекта со всем обслуживающим персоналом. Срочность действий на станции обуславливалась еще и тем, что она находилась почти напротив нацелившегося на Планету флота агрессора, и предполагалось, что она одной из первых примет на себя удар крейсеров врага. А незначительное удаление противника позволило бы ему уже через три с половиной часа полета по прямой на фотонных двигателях оказаться на расстоянии стрельбы из лазеров главного калибра, а еще через сорок минут – даже обычными ядерными торпедами. Конечно, такая дальность позволяла открыть огонь и с орбитальной станции, но эффективность более совершенного оружия на бортах кораблей флота врага предполагалась выше, чем у Космофлота Империи. Поэтому ближе к Станции 2 переместили станцию 4 с более мощным вооружением, в качестве прикрытия, а станции 2 обозначили первоочередной задачей визуальное и электронное наблюдение за перемещениями в боевом строе противника. Третья станция, не многим уступала по оснащенности Четвертой и ее тактическое положение было сохранено для обороны планеты. Первая орбитальная сместилась на обратную от флота Прагматии сторону планеты, так чтобы дать ей шанс хоть какое-то время продержаться и использовать ее ресурсы для восстановления поврежденных кораблей Боевого флота.

   Также на второй станции организовали нечто вроде ускоренных курсов для специалистов связи и наблюдения. Старшими в вахтенных сменах назначались сержанты или старшины из кадрового состава флота или сил орбитальной обороны, а в подвахтенные им отводились два-три человека из специалистов, призванных по мобилизации, и прошедших первичное ознакомление с новым оборудованием на планете.

   .... В рубке наблюдения четвертого сектора Орбитальной станции 2 дежурили трое:

  Сержант-мастер Симонович, огромный детина с лицом, покрытым оспинами, и манерой самым вкрадчивым тоном сообщать отвратительные новости, типа «два наряда вне очереди, сопляк»; резервист пятнадцатилетней давности Турлан Могарский, радиоинженер высшей квалификации и глава семейства из жены, тещи и четверых ребятишек, с небольшим брюшком; третьим нес вахту наводчик башенного станционного лазера, только что прибывший из учебного подразделения артиллеристов Ларгон Прома. Последнему Правительство Гентора в лице Императора объявило амнистию, как и многим другим заключенным, совершивших незначительные проступки вроде кражи кассы своих предприятий или бытовые преступления.

  Сержант-мастер Симонович дремал в кресле в задней части рубки. Способность заснуть таким особенным способом, когда ты слышишь все вокруг себя, чувствуешь изменение температуры или запаха, видишь седьмым чувством, где находится каждый из присутствующих – и при этом все-таки спать, вырабатывалась годами безупречной службы кадровым сержантом на разных должностях и в разных подразделениях. Могарский пытался уснуть в специально подвешенном гамаке, так как его очередь дежурить наступала через два часа. Попавший в новые условия пребывания, инженер не мог привыкнуть к несколько меньшей силе тяжести на станции, и его обычно нагруженное избыточным весом тело испытывало определенный прилив бодрости, что и мешало уснуть. Вахту нес Прома. Он все еще находился под впечатлением от произнесенных сержантом ему прямо в ухо «ласковых» слов вкрадчивым тоном о том, что думает он, сержант-мастер Симонович,с двадцатидвухлетней выслугой, о тех недоделанных салагах, которых в детстве не учили правилам поведения и которые ничего тяжелее собственного – догадайся сам чего, недоучка! – в руках не держали, а, попав на первое, второе, третье (нужное подчеркнуть) дежурство в своей салажачьей службе, сразу начинают вести себя непотребно и класть ноги на пульт связи и наблюдения. Оторопевший Прома вскочил, вытянулся во фрунт и дослушивал последние фразы, недоумевая, как спящий, по его мнению, сержант, мог узреть момент, когда он вытянул затекшие в армейских ботинках ноги на пульт. Однако размышления на эту, скорее философскую, чем практическую, тему были прерваны каким-то бормотанием, доносившимся из гамака: