Помог тренер. Однажды он пригласил его на занятия с детской группой. Лошади так себе, но дети оказались потрясающими. Их любовь к конному спорту и искреннее восхищение его карьерой постепенно вернули Дмитрию вкус к жизни: он снова загорелся. Его внимательно слушали, его советы помогали подрастающей смене. Опять же, прослышав о новом помощнике тренера, к нему стали подтягиваться непростые клиенты.
Вся загвоздка состояла в том, что для работы тренером было необходимо соответствующее образование: неожиданной преградой на пути к этому стал своенравный старый профессор словесности института физкультуры. Чем ему так не понравился Дмитрий – непонятно, но экзамен Северов завалил…
Маша слушала, сочувствовала, строгая маска сходила с лица. Дмитрий же после занятий никак не мог выбросить из головы ее образ… Привык он к ней, ощущал потребность в постоянном общении… И то ли это общение, то ли привычка покорять всех и вся, но Северов понял: мало ему ее заботливого сочувствия – хотелось большего. При всей Машиной внешней неприступности он видел, что нравится ей. Оставалось найти подход и приручить «Марью Николаевну». Впрочем, укрощение строптивых всегда было по его части.
Все началось с правильных подарков на Новый год и Восьмое марта. Да, дефицитные издания худлита Маша принимала без особого восторга, так как ее смущал, что называется, сам момент, но и отказаться от книг она не могла: Ахматову, Пастернака, Уилки Коллинза или того же Луи Буссенара было не достать. По-настоящему же сблизиться им помогла еще одна «находка» Дмитрия: он стал приглашать своего репетитора на всевозможные премьеры и творческие вечера – появились как будто бы свидания. После всех этих выходов в свет они пешком добирались до ее дома: с каждым разом общих тем для разговоров и романтики становилось все больше. Наступившая весна беспощадно требовала быть открытыми, безрассудными, счастливыми, и лед в сердце Маши таял.
Да, им было чем поделиться. Оказалось, оба практически не знали нормального детства: он – из-за серьезного спортивного режима, она – из-за строгого родительского контроля. Оба не успели насладиться беззаботной юностью из-за того, что потеряли родителей в двадцать с небольшим: пришлось быстро взрослеть.
Маша стала чаще улыбаться и даже позволяла ему говорить приятные глупости в свой адрес. В конце апреля, после посещения съемок телеспектакля «Проснись и пой» в Театре сатиры, он провожал Машу домой, счастливую и легкую… У подъезда она повернулась к нему, чтобы сказать спасибо, крутанувшись на одном каблучке, и сама не поняла, как оказалась в его объятиях, получив вместо «пожалуйста» решительный поцелуй.
– Маш, выходи за меня!
Она замерла, ошарашенная таким развитием событий, и через секунду, смущенная, сбежала. Он же смотрел ей вслед, удивляясь самому себе: женитьба до этого момента не входила в его планы.
В июне он все же смог поступить в институт, а в августе они тихо расписались.
Марина родилась через полтора года. И если до беременности Маша старалась бывать на всех привычных для Дмитрия шумных посиделках и откровенных пьянках, то, когда она была на сносях, ее натура взяла верх над стремлением угождать любимому тогда еще мужчине – и, мало того, стала всеми силами, пользуясь положением, превращать гулену-мужа в домашнего кота.
Дмитрий терпел. Он был рад появлению дочери и безумно любил улыбчивую и спокойную малышку, в умном личике которой, как в зеркале, волшебным образом проявлялись самые лучшие черточки и штрихи, взятые от родителей.
