Эксперимент (сборник) - страница 20

Губернатор понял с полуслова.

– Выборы прошли к тому времени, он нам больше был не опасен. К тому же – народ… Народ у нас только с виду пассивный и безразличный. Не дай бог, сорвётся с тормозов. Да и Соловей договорился с прокурорскими. Обещал быть паинькой, утихомирить страсти.

– Значит, гнётся? – заинтересовался Эдуард.

– Гнётся, да не ломается, – задумчиво произнёс губернатор, – неглупый мужик. Демагог. Ванька-встанька.

– И где он, этот ваш Соловей? Так и сидит в Пятихатках?

– Вернулся в областной театр. Ролей у него теперь много. Театр тихо прогорал. Сейчас публика ходит исключительно на Соловья. Харизматик. Прославленный. Вроде затих с политикой. Но чем чёрт не шутит. При демократии всё может быть… Даже Гитлер…

– Да, – усмехнулся Эдуард, – современный Гриша Добросклонов, народный заступник… или Робин Гуд. Очень опасный тип. Народ на таких падок. Не разыграть ли нам этого Нерона?

– Что? – не понял губернатор.

– Мысли вслух. Кстати, Геннадий Михайлович, ваш главный областной антисемит, бывший философ…

– Ерзиков? – уточнил Садальский.

– Ерзиков, точно. Всё пишет?

– Пишет.

– Однолюб, – усмехнулся Эдуард, – это такой бизнес у наших патриотов – евреи. Не пойдёт на выборы? Не опасаетесь?

Губернатор недовольно передёрнул плечами.

– На одних евреях в губернаторы не проедешь. – Садальский поставил на стол бокалы и налил в них коньяк. Молча, не чокаясь, выпили. Приятное тепло разлилось по всему телу.

– Я, Геннадий Михайлович, по убеждениям либерал, – с неожиданной доверительностью заговорил Эдуард, обняв губернатора за плечи, – только недолюбливаю наших либералов. За злостную дискредитацию идеи. Всё точно по Чаадаеву. Помните: «…Мы, можно сказать, некоторым образом – народ исключительный. Мы принадлежим к числу тех наций, которые как бы не входят в состав человечества, а существуют лишь для того, чтобы дать миру какой-нибудь важный урок…» Урок, естественно, отрицательный. Это о наших либералах.

Заметив недовольство на лице губернатора Садальского, снова налившего коньяк в бокалы, Эдуард резко сменил тему:

– Впрочем, вас это пусть не беспокоит. Вы – мой проект, а это больше, чем убеждения. Вам я предан, как Пигмалион Доротее.

Они выпили, помолчали и снова наполнили бокалы.

– Получается, что я для тебя Буратино, – опрокинув новый бокал, с пьяноватой обидой сказал губернатор.

– Скорее, крошка Цахес, – едва улыбнулся Эдуард.

События в области между тем шли своей чередой. В следующий же уикенд проходила демонстрация тружениц древнейшей профессии, собравшихся из многих городов необъятной страны. Мероприятие тружениц секса вызвало не меньший фурор, особенно среди молодёжи и мужской части населения, чем гей-парад на прошлой неделе. Снова в областной центр приезжали любознательные селяне и любопытствующие из соседних областей, опять лилось рекой пиво, бросали конфетти и раздавали презервативы. Все гостиницы и всё, что втридорога сдавалось в частном секторе, – всё было занято, рестораны заполнены, отовсюду доносились звуки оркестров, на всех улицах стрекотали камеры, бойко шла торговля. По случаю столь важного события торговцы устроили грандиозные распродажи. В музыке, вине и веселье рождалась третья столица России, город Свободы. Впрочем, как говорили остряки, не только столица свободы, но и секс-столица России.

Нужно отдать должное прагматизму и организованности ночных бабочек. Довольно быстро проведя демонстрацию и показав себя народу – ярко, но без излишеств, – они во главе с оргкомитетом, возглавляемым харизматичной и решительной, из бывших комсомолок, Мессалиной Андреевой, собрались на конференцию в областном театре по обмену профессиональным опытом и мониторингу соблюдения гендерных прав. Труженицы секса, надо сказать, проявили высокую пролетарскую сознательность. Уже через пару часов они объявили о создании Всероссийского профсоюза и женской партии Свободной любви и приняли соответствующие декларации.