– А, кстати, – перебила она, – что после публичного акта превосходства? Ведь, эту власть надо каким-то образом удерживать? Как вы это сделаете? Силой или иначе?
– Вы просили предельную ситуацию. В пределе я должен быть непререкаемым авторитетом.
– Каким образом?
– Видимо, безусловным.
– Что наступит после того, как вы добьетесь этого?
– Боюсь, это не важно. Главное, сам процесс. Сообщество независимых самок должно восхищаться мною, испытывать постоянный интерес. Но не быть зависимым от меня. Зависимость – главная угроза.
– В чем тогда власть, если нет зависимости?
– Не власть… Власть это не то… не то, что нужно… Власть нужна, когда что-то не получается. Это как бы иллюзия успеха, попытка принудить к своим интересам. Думаю, дело совсем не в этом. Власть – удел тех, кто сам ничего не может.
– То есть власть вас не привлекает?
– Вы же сами говорили, нет! Меня привлекает интерес ко мне. Интерес сильнее любого принуждения. Но интерес не слепой, как если бы я был публичным человеком, а осмысленный.
– Вы что-то делаете, чтобы привлекать самок?
– По-моему, нет.
– Может быть, все же… как вы очаровываете?
– Вот так.
– Как?
– Я с самого начала абсолютно искренен с вами. Это ли не причина очароваться мною? Или вы любите вранье? – Я пожал плечами. – Вот, видите, обстоятельства сильнее нас. Мой конек – производить впечатление правдой. А для этого нужно хорошо в ней разбираться. Думаю, в этом мое превосходство. Я слежу за правдой и поэтому получаю только необходимое. На прочее мне просто не хватает лжи. Вы, без сомнения, интересны как женщина, но знакомство пойдет насмарку, если завершится общим оргазмом.
– Мы не сможем говорить дальше?
– Это немного странно, да?
– В чем же дело?
– Обстоятельства нашей встречи. Вы задаете вопросы, я отвечаю. Вы знаете обо мне гораздо больше, чем я о вас. Я становлюсь для вас ближе, вы для меня – нет. Мы в неравных условиях.
– Задайте вопрос.
– Не хочется вопросов.
– Почему? Я вас не интересую как личность?
– Интересуете.
– Вас напрягает близость?
– Не близость, а скорость, с которой она обесценивается. Вы еще не надоели мне в наших нынешних отношениях. Зачем портить удовольствие?
– То есть, первый шаг к сближению делает тот, кому больше надоело?
– Кто больше узнал и хочет еще. Но если перепрыгнуть ступеньки… – я оглядел ее подчеркнуто изучающе: – вы что-то говорили про моральное неудовлетворение…
– И так с кем угодно? – спросила она, не слушая.
– К черту остальных! – воскликнул я. Мы помолчали. Повисло напряжение. – Сколько вам лет?
– Тридцать семь – ответила она без сожаления и кокетства. – Это имеет значение?
– Нет. Просто, хотел услышать, как вы скажете это, – безразлично сказал я, глядя на кисти ее рук. – Как вам живется с такой внешностью?
– С какого-то момента легко, – смягчилась она. – У меня были хорошие друзья. – Я промолчал. Что и говорить, она прекрасна. – Давайте вернемся к предыдущему вопросу. Что с тем арабом, почему его можно вычеркнуть? Почему ваша аудитория может обойтись без него? – Я стал с трудом вспоминать, к чему относился этот араб. Ему можно было не смотреть на мой секс?
– Я никогда не пас верблюдов, не спал в пустыне, – начал перечислять я, попутно размышляя о шагах близости. Они были корявы. – …Не преодолевал его сложности. Что объединяет нас? Только минута встречи. Я не знаю, как он живет, он – как я. Я не делал его ошибок, он – моих. Если таковые имеются, – добавил я, подумав еще. – Ему будет совсем не интересно. Как если бы я смотрел на секс между его верблюдами. Любопытно, не более.
