Надя окончила школу еще при Советском Союзе. В то счастливое время, когда политикой вообще никто не интересовался, работали на результат, зарплаты не только хватало на проживание, но и можно было отложить и на отпуск, на мебель, одним словом, на то, на что считали необходимым.
Все было понятно и как-то спокойно. Школа – вуз – работа – замужество – дети. Большая часть людей жила одинаково стабильно. Одинаковая школьная форма, запрет на любые украшения, молодежь читала Достоевского, Джека Лондона, слушала Булата Окуджаву и Луи Армстронга. Трудных брали на поруки. Было немного богатых, и они как-то старались не выставлять это напоказ. Люди верили в Государство, в непоколебимость дружбы народов, в мир, труд, май.
«Моя Родина – это моя Россия, моя Грузия, моя Осетия!» – так начиналось домашнее сочинение Нади по литературе на тему: «Что такое Родина?»
Теперь от Родины не осталось ничего.
Летние школьные каникулы Надя всегда проводила у тети, в деревне под названием Сарабук. Деревня утопала в зелени деревьев. В праздники сельчане любили собираться на поляне, перед Аланской дзуар[1]. Дупло дерева было наполнено монетами, кольцами – приношениями. Каждый вечер, как только небо окрашивалось в красные и желтые предзакатные краски, на поляне собиралась молодежь и до поздней ночи проводили игры или же пели под звуки гармошки.
С утра, вместе со звуками, издаваемыми домашними животными: кудахтаньем, хрюканьем, мычанием и гавканьем, – просыпались сельчане, и к общему гоготу добавлялся беззаботный смех босоногих деревенских ребятишек. Если бы вдруг исчез весь мир, они бы этого, наверное, не заметили.
Для каждого сельчанина был только один мир – под названием Сарабук.
Во дворе тетиного дома важно расхаживали куры и индюки. Надя боялась их, потому что они, возомнив себя хозяевами двора, распускали хвосты и с грозным видом направлялись в ее сторону. Сердце уходило в пятки, но она усилием воли заставляла себя не убегать, зная, что они ее догонят. Как будто мало было птиц, на стене в гостиной висели часы с кукушкой, которые через каждые полчаса тоже куковали. Одним словом, гогот и кудахтанье не прекращались ни на минуту.
Тетя Зина, невысокая рыжая женщина с голубыми глазами, была полна неиссякаемой энергии. С пяти утра до восьми вечера она не приседая занималась хозяйством: буйволы, коровы, козы, индюки. И ни тени усталости.
Вечером тетя Зина накрывала на стол, она ждала соседку Пепо, которая должна была прийти на ужин. Раздался стук в дверь.
– Открыто, Пепо! – прокричала тетя. – Что так долго? Картошка почти остыла.
Вошла соседка Пепо, полная женщина с вечно смеющимися добрыми глазами.
Тетя быстро собрала на стол маринованные помидоры, картошку в мундире из печки, сало, араку.
– Завтра испечем хлеб в торнэ. Скажи женщинам, пусть к обеду подойдут.
– Так позавчера же только напекли. – Пепо удивленно подняла брови.
– Да, напекли. А ты не помнишь, что было дальше? – парировала тетя Зина.
Они весело рассмеялись.
У каждой соседки возле дома был торнэ. Торнэ – это печь-жаровня в форме шара. Печка изготавливается из глины (внутренний слой) и кирпича (облицовка). На дне торнэ разжигали огонь, и уже когда оставались угли, на горячих глиняных стенах торнэ лепили раскатанные лепешки теста. Причем одна из женщин со специальной подушкой, на которой раскатано тесто, с головой погружалась в торнэ, к горящим углям, чтобы с размаху, с силой быстро налепить лепешку, а другая должна была фиксировать ее ноги, чтобы та, не дай бог, не свалилась и смогла быстро поднять половину своего свисающего туловища. Хлеб получался хрустящим и очень вкусным. Во время церемонии собирались все и дружно принимали участие в этом волшебстве.
