И уж совсем никто, похоже, не ожидал от гражданского лица, молодого талантливого журналиста в год начала Первой мировой войны невероятного и дерзкого до безумия предложения о сформировании в составе сил Антанты (конкретно – британских войск), еврейского воинского контингента который принял бы участие в освобождении Палестины и стал бы в дальнейшем костяком организации там еврейского государства.
Как собственно всегда в жизни, по решимости храбрых – шквальный и безжалостный огонь осторожных. Вот как об этом вспоминает первый президент государства Израиль Хаим Вейцман: «Жаботинский явился ко мне, и его идея мне понравилась. Я решил быть помощником ему в этом деле, несмотря на сопротивление, которое было почти всеобщим. Невозможно описать все трудности и разочарования, выпавшие на долю Жаботинского. Не знаю, кто еще, кроме него, мог бы это преодолеть. Его убежденность, вытекающая из его преданности идее, была просто сверхъестественной. Со всех сторон на него сыпались насмешки. И как только ни старались, чтобы подрезать ему крылья!.. Сионистский исполком, конечно, был против него, евреи-несионисты считали его какой-то злой напастью» (из книги Х. Вейцмана «Пробы и ошибки»).
Один против всех… И кто даст гарантии, что это не болезненные фантазии отчаянного честолюбца, готового ради славы поставить на кон жизни многих людей? И В. Жаботинский сам отвечает на этот вопрос в мемуарах «Слово о полку»: «„Все ошибаются, ты один прав?“. Не сомневаюсь, что у читателя сама собой напрашивается эта насмешливая фраза. На это принято отвечать извинительными оговорками на тему о том, что я, мол, вполне уважаю общественное мнение, считаюсь с ним, рад был идти на уступки… Все это не нужно, и все это неправда. Этак ни во что на свете верить нельзя, если только раз допустить сомнение, что, быть может, прав не ты, а твои противники. Так дело не делается. Правда на свете одна, и она вся у тебя; если ты в этом не уверен – сиди дома; а если уверен – не оглядывайся, и выйдет по-твоему» [Жаботинский 2012, с. 64].
Откуда такая железобетонная уверенность в своих силах? Ведь даже самый стойкий может сломаться, если все кругом твердят: не то, не то, не то… Явно есть какой-то эликсир несгибаемости, какой-то авторитетный пример для подражания! Нашелся такой на выжженных солнцем равнинах Кастилии-Ла-Манчи: «Я говорю (идея мною заимствована у Тургенева), что у каждого человека и у каждого народа есть две души: душа Гамлета и душа Дон-Кихота. По Тургеневу, Гамлет – это воплощенная аналитическая мысль, рефлексия, рефлексия, сковывающая действия и не позволяющая принимать смелые решения. Дон-Кихот же – он Дон-Кихот. Вовсе не сумасшедший, человек с двумя руками, на каждой по пять пальцев. Для Гамлета главное – „занять позицию“. Если ему удается ее определить и осознать, он может спокойно ожидать любых действий (в точности как современная Лига наций). Дон-Кихот – человек дела. У него действие опережает мысль, для него определение „позиции“ выражается в действии» (слова В. Жаботинского из книги Моше Бела «Мир Жаботинского»).
Думается, наш герой, излагая свое жизненное кредо, мог бы согласиться с каждый словом, произнесенным благородным идальго в XLVI главе бессмертного романа: «Я рыцарь и, если на то будет милость Всевышнего, умру рыцарем. Одни люди идут по пути надменного честолюбия, другие – по путям низкого и рабского ласкательства, третьи – по дороге обмана и лицемерия, четвертые – по стезе истинной веры. Я же, руководимый своей звездой, иду по узкой тропе странствующего рыцарства, ради которого я презрел мирские блага, но не презрел чести. Я мстил за обиды, восстанавливал справедливость, карал дерзость, побеждал великанов, попирал чудовищ» [Сервантес 2018, с. 418].
