– Удивительный вы человек, – покачал головой директор НИИ. – В первый раз слышу, чтоб платили за право исцелять. Почему-то у других наоборот.
Я усмехнулся и развел руками.
– Что будет делать персонал? – поинтересовался главный врач детской клиники. – Если исцеляет Мурашко?
– Странный вопрос, – удивился министр. – Обследовать и вести больных. Вот представьте: вы получили новое лекарство. Его применение дает поразительный эффект. Разве это отменяет участие врача? Наблюдение, поддерживающее лечение… Кстати, о лекарствах. Химиотерапию применять прекращаем, высвободившиеся препараты отдадим в клиники для взрослых. Всем все ясно?
Участники совещания закивали. Так я стал работать по трем адресам. В понедельник отправлялся в Аксаковщину, два последующих дня практиковал в Минске, четверг и пятницу проводил в Боровлянах, где исцелял детей с ДЦП. Не скажу, что все шло гладко. Более всего хлопот доставлял рак крови. Не лимфома с ее четкой локализацией, а лейкозы. Муторное дело. Для начала долгий поиск патологии в органах кроветворения, затем помощь им в возвращении прежних функций. Если деток с «обычным» раком мог исцелить два десятка в день, то с лейкозами – троих или пятерых. По моей просьбе в клиниках ввели сортировку больных. Для начала шли тяжелые в терминальной стадии, после их исцеления занимался остальными. Но процесс шел и приносил радость. Как и прежде, я являлся к деткам с гостинцами. Пока те жевали конфетки, работал. Но с тяжелыми номер не проходил – времени требовалось больше. Я облачался в халат и бахилы, надевал перчатки и хирургическую маску. Врачи отводили меня к больному, где выдавали за коллегу из Москвы. Я делал вид, что обследую пациента, сам же занимался исцелением. Иногда это занимало час или два.
Разумеется, сохранению тайны это не способствовало; тем не менее, ее блюли – и врачи, и средний медицинский персонал. Не из страха. Как сказала мне заведующая отделением онкологии: «Как иначе, Михаил Иванович? Вот узнают в Москве – и заберут вас. Кто станет исцелять наших деток?» Информация все же протекла, но об этом позже. Для начала любопытная история.
Это случилось в декабре. Как-то вечером в нашей съемной квартире долго и протяжно зазвонил телефон – межгород. Этот номер знали многие – нет смысла таить, все равно скоро в свою квартиру переберусь, потому звонок не удивил. Я снял трубку.
– Господин Мурашко? – спросил мужской голос. Неизвестный абонент говорил по-русски, но с заметным акцентом.
– Да, – подтвердил я.
– Меня зовут Серхио – Сергей Иванович, по-вашему, – представился собеседник. – Я потомок русских эмигрантов. В настоящее время – советник посольства Аргентины в Москве. Наслышан о вас. У меня такой вопрос: вы исцеляете слепоту?
– Не доводилось, – признался я. – Хотя можно попытаться. Сколько лет пациенту?
– Пациентке. Это девушка, восемнадцать лет.
– Слепота полная или частичная?
– Различает день и ночь, а еще фигуры людей.
Значит, зрительный нерв не умер окончательно.
– Тогда стоит попытаться. Привозите, посмотрю. Но гарантий не даю – до сих пор этим не занимался.
– Договорились, Михаил Иванович, – обрадовался Серхио. – Сколько это будет стоить?
– Консультация бесплатна, гонорар обсудим на месте. Не волнуйтесь, не разорю.
– По этому поводу беспокоюсь меньше всего, – сообщил Серхио. – До встречи!
Он позвонил спустя неделю – тоже вечером.
– Мы в Минске, – сообщил, поздоровавшись. – Что делать?
