– Домой вернулась, в школу сегодня не пойдёт. Глеб, по большому счёту мне бы тоже не мешало дома остаться. С Алькой посидеть надо, она сейчас на взводе.
– Так сиди, чего домой притащилась?
– Не ори на меня, – крикнула из спальни Люська. – Притащилась, значит, надо. Не беспокойся, уже ухожу.
В школе я рассказал о звонках и оставленной в почтовом ящике записке Алисе и Димону. Мы сошлись во мнение, что кто-то начал свою игру против Алевтины. Цель и правила игры – пока, увы, неизвестны, но совершенно точно ясно, этот кто-то на полпути не остановится.
Из школы мы с Димоном пошли к Але, Алиса обещала зайти позже.
– Люсь, Аль, как вы тут? – Димон оставил рюкзак в прихожей и прошёл в ванную.
– Ни звонков, ни писем, – Люська гремела на кухне посудой. – Я обед сварила, где Алиска?
– С сестрой в поликлинику поскакала, а Алька спит, что ли?
– Да прям, за компом сидит, в «Одноклассниках».
– Уже не сижу, – Аля вышла в коридор, и я обратил внимание на румянец на её щеках.
Люськин борщ был вне конкуренции, все кроме Алевтины попросили добавки, Алисе здесь уже ловить было нечего – кастрюля опустела.
В пять вечера раздался звонок в дверь. Один, второй, третий… На площадке – никого, а к двери скотчем был прикреплён лист бумаги.
«Я всё про тебя знаю», – значилось в очередном послании. Алю начала колотить нервная дрожь, и едва Люське удалось её успокоить, в комнате ожил телефон. Трубку хотел снять Димон, но я вовремя его остановил.
– Не трогай. Аль, подойди.
И опять на том конце дышали и молчали. Алька с такой силой поставила трубку на базу, что последняя чуть не треснула.
– Слушай, как зовут твою соседку, ту бабку, которая постоянно высовывается из квартиры?
– Надежда… – Алька задумалась. – Михайловна, вроде. Короче, баба Надя.
– Глебыч, ты чего задумал?
– Пошли со мной, увидишь.
Мы с Димоном вышли на площадку, подошли к двери напротив и переглянулись. Я кивком указал на глазок, Димон мой намёк понял и чуть заметно кивнул.
– Сто пудов, она сейчас на нас смотрит.
Усмехнувшись, я позвонил, дверь открылась сразу, даже двух секунд не прошло. А баба Надя могла бы ради приличия и до пяти досчитать.
Вопрос, который меня интересовал, я задал сразу, без лишних предисловий. И ответ баба Надя дала мне молниеносно.
– Нет, сынок, никого не видела. Вас, – она быстро посмотрела на Димона, – заприметила, когда вы к Алюшке пришли, а потом замоталась-закрутилась, кино началось.
– А в последнее время вы случайно ничего странного не замечали?
– Точнее, странных типов, крутящихся на этаже или у квартиры Али, – дополнил мой вопрос Димон.
– Ну как же, того дёрганого я видела. Когда это было-то, – баба Надя нахмурила лоб, углубившись в воспоминания. – Недели полторы назад. В тот день, когда в школе учительницу порезали.
Я ощутил, как у меня взмокли шея и лоб. А Надежда Михайловна, обретя в нашем лице идеальных слушателей, продолжала выплёскивать информацию:
– Всё в тот день наперекосяк у меня пошло, молоко подгорело, кошка отравилась, телевизор сломался, несчастья в одну кучу свалились.
– Вы про дёрганого говорили.
– Он от Алюшки выходил, дверь входную ключами закрывал. Только я свою открыла, он как шарахнется в сторону, чуть с лестницы кубарем не полетел. А потом, перескакивая через три ступеньки, вниз понёсся.
– Кто это был?
– Откуда ж мне знать. В чёрном костюме спортивном, на голове эта… кепка с козырьком.
– Бейсболка?
