– Боже мой! – тихо пробормотала Ая, – Ты видишь и слышишь это, Алекс? У них же совершенно пустые глаза, в которых лишь зависть и одновременно умиление… Кажется я начинаю понимать, чего боялись наши комиранды. Ведь эти детки, следуя за свои божком, способны совершать страшные вещи, не имеющие ничего общего с человечностью. И не столько потому, что им постоянно навязывают примитивные, потребительские ценности, сколько потому, что они явно не получили в детстве заряда человеческой любви. И за всем этим стоит не просто западная культура, но хорошо продуманная стратегия уничтожения человечности, агентами которой становятся их многочисленные соплеменники. И что самое страшное, у этого кошмара нет видимой и достойной альтернативы.
В глазах Аи было столько боли, что я невольно поёжился и поспешил высказать свою, более оптимистическую точку зрения.
– Мне кажется, ты не учитываешь шанс, который уже есть у этих людей.
Ая, внимательно и удивленно посмотрев на меня, спросила:
– Ты о чём?… И спустя несколько секунд добавила – Ты про ЦНЖ что ли?
Я кивнул, не торопясь озвучивать свои соображения и полагая, что Ая уже поняла, что я имел в виду.
– Хотелось бы верить… – медленно произнесла моя замечательная спутница, – а Надежда красивая… – добавила она вдруг задумчиво. – Ты согласен?
– Знаешь, Ая, вопрос красоты… лучше обсудить за столом. Как ты насчёт того, чтобы перекусить?
– Только не фастфуд и не кола! – с кривой улыбкой произнесла Ая.
Мы, не торопясь, обошли целый ряд ближайших заведений, но ни одно из них не привлекло ни кухней ни интерьером. Я уже подумывал о том, чтобы вернуться в гостиницу, когда Ая вдруг предложила поехать в центр к Тастемиру.
– А что, там неплохое кафе, и если мы случайно встретим нашего искусствоведа, это будет выглядеть вполне естественно.
Я сразу согласился и, заручившись одобрением Нолии, мы отправились к «храму» очень современного искусства.
Здесь практически ничего не изменилось, разве что музыка стала ещё более шумной и не вполне различимой за однообразным буханьем бас-барабанов. В экспозиционных залах, по которым мы прошли быстрым шагом, Тастемира не было, и мы направились в кафе. В полупустом помещении царил густой кофейный аромат вперемежку с менее выразительным, но тоже соблазнительным запахом корейки, томившейся на углях в большом открытом в сторону обеденного зала очаге. Мы с Аей невольно уставились на повара в ослепительно белом и с красной от жара физиономией, который замер в ожидании момента, когда можно будет извлечь на блюдо очередную порцию мяса.
– Вот его и следует заказать! Это я вам как профессионал рекомендую.
Весёлое лицо Тастемира, вошедшего вслед за нами в кафе, не выражало ничего, кроме спокойного предвкушения вкусной трапезы. Маленькая Надежда, почти скрытая за мощным корпусом искусствоведа, выглядела хмурой и озабоченной. Её тревожный взгляд быстро пробежал по залу и остановился на Ае, которая в этот момент подняла руку, приветствуя вошедших радостной улыбкой.
– Ну вот, а мы вас искали. Все залы обошли. – Сообщила Ая.
– Это Надежда, – представил Тастемир свою спутницу, – моя верная подруга и соратница. Не могу назвать её профессии, поскольку осталось мало областей, в которых она не является специалистом. Я бы сказал, что у Надежды талант к творчеству.
При этих словах Тастемир нежно обнял смутившуюся и заметно зардевшуюся девушку за плечи, как бы демонстрируя недосказанное об их отношениях.
