– Александр! – вдруг услышал я чей-то возглас, – Это ты? Бог мой, ты совсем взрослый…
Пожилая маленькая женщина с аккуратной короткой прической, в чистом, тщательно выглаженном старомодном костюме серого цвета стояла, слегка сгорбившись и держась за рейку штакетника.
– Анна Васильевна! – воскликнул я, бросившись к своей любимой учительнице литературы. Взяв меня за руки и подняв голову, она пристально вглядывалась в мои глаза, не обращая внимания на слезу, катившуюся по изрезанному морщинами лицу.
– Ты изменился, – произнесла она своим тихим голосом, словно высмотрев что-то в моём взгляде. Что-то новое, что заставило её так сосредоточиться на произошедших во мне переменах. Мне даже захотелось возразить, но в этот момент, я вдруг вспомнил, что я, которого помнит и любит эта замечательная старушка, это совсем другой человек. Или не совсем… А ведь я его, то есть себя местного, тоже вполне мог встретить. И такая возможность сохраняется.
– Да,.. и весь мир изменился, – добавила она, – темно становится…
– О чём вы, Анна Васильевна? День-то вон какой солнечный и тёплый. Благодать!
– Да-да, природа та же, погода хорошая, да люди не те уж… И ты Саша, другой вроде. Но ты прости меня!
Я представил Анне Васильевне Аю и мы некоторое время беседовали втроём о жизни города, о школе. Затем, словно вдруг вспомнив что-то, Анна Васильевна, крепко взяв меня за руку, сообщила, что мы немедленно идём к ней пить чай с вареньем.
Далеко идти не пришлось. Открыв калитку в заборчике, у которого стояла моя учительница, мы вошли во дворик совсем маленького деревянного домика, оказавшегося внутри уютным и совсем не тесным жилищем. Гостиная, куда нас пригласила хозяйка, напомнила мне музей. Чистота и порядок были настолько безупречны, что сдвинуть с места стул казалось кощунством.
Чай и варенье тоже были превосходны. Невольно вспомнились мои визиты к бабушке, которая жила когда-то по соседству. Погрузившись в тёплые воспоминания, я загрустил, что не ускользнуло от моих собеседниц.
Ещё некоторое время я рассказывал о себе и отвечал на вопросы Анны Васильевны. Удовлетворив с помощью Аи её любопытство, я осторожно сам стал расспрашивать хозяйку дома о том, как она живёт, что её тревожит в жизни современного города, чем она так озабочена. Картина, которую нарисовала мудрая и наблюдательная учительница, оказалась довольно мрачной. Я мысленно сравнивал рассказанное с тем что происходило на моей планете, в моём городе. Сравнение было совсем не в пользу Земии. Мрачная ситуация сложившаяся на территории, так похожей на мою родину, совсем не соответствовало нашему первому впечатлению.
– Нравственная деградация, высочайший уровень жестокости, особенно детской, сексуальная распущенность и эгоизм – это те составляющие, из которых сложен образ современного молодого человека или девушки… Но вы смотрите на меня с удивлением, словно не из Москвы пришли к нам все эти прелести.
– Ну что вы, Анна Васильевна! – воскликнула Ая, – Всё это нам, к сожалению, хорошо знакомо.
– Картина ужасная, – добавил я, – но что, по вашему, можно сделать, чтобы преодолеть эту страшную тенденцию? Как остановить это нравственное падение?
– Честно говоря, Саша, не знаю. Раньше я считала это своей прямой обязанностью, но затем поняла, что моих слабых сил совершенно не достаточно, чтобы спасти хотя бы одну человеческую душу. И… в этом году я покинула школу.
