Экзистенциальный эскапизм: новая проблема общества открытой информации - страница 9
Поворотной точкой стало провозглашение Французской революцией XVIII в. идей «естественных и неотъемлемых прав» человека и гражданина (в Конституции Французской республики 1793 и 1795 гг.: «равенство, свобода, безопасность, собственность») как координат самоидентификации человека в условиях социального порядка. Классический либерализм, берущий начало от идеалов Французской революции, ограничивая реализацию утопии незыблемостью социального порядка (реализация свободы и равенства ограничивались требованиями обеспечить право на безопасность и собственность), тем самым утверждал первенство реальности (хотя и отчужденной) относительно утопического идеала. Но таким образом идеал перестал быть абсолютом, постижимым лишь умозрительно, он стал значимой величиной, к которой и стоило стремиться в реальном мире.
Проникновение рефлексии в практики повседневности неизменно вело к тому, что должна была появиться общая для всех идея, заменяющая доктрину традиционного христианства, которое разрешало ее толкование только одному сословию, да и то в очень узких приделах. Согласно Д. Травину[16], впервые о появлении национальной идеи можно говорить применительно к послереволюционной Франции. Идея эта – «Liberté, Ếgalité, Fraternité» – захватила заинтересованные в переменах сословия Европы, в первую очередь, тем, что снимала ограничения, которые накладывало на деятельность человека мировоззрение средневековья, поддерживаемое социальным и экономическим порядком и в этом смысле выражавшее этот порядок. Эти идеалы расширяли до бесконечности возможности реализации человека, утверждали его независимость от социальных, экономических и религиозных ограничений.
Свобода определялась в Декларации прав и обязанностей человека и гражданина 1795 года следующим образом: «La liberté est le pouvoir qui appartient а l’homme de faire tout ce qui ne nuit pas aux droits d'autrui»-«Свобода состоит в возможности делать всё, что не наносит вреда правам другого». Для каждого конкретного человека провозглашение «Свободы» как естественного и неотъемлемого права человека расширяло до бесконечности возможности выбора образа своего «Я», возможности самореализации. «Братство» подчеркивало природное, сущностное родство всех людей и требовало относится к ним как к ближним. («Ne faites pas a autrui се que vous ne voudriez pas qu 'on vous fot; faites constamment aux autres le bien que vous voudriez en recevoir» – «He делай другим того, что не хотел бы получить сам; делай по отношению к другим такие благие поступки, какие хотел бы по отношению к себе»). Идея «Равенства» возвещала человеку, конечно, в случае признания единого Закона, раздвижение пределов его «Мы» – группы до невообразимых пределов («Tous les hommes sont égaux par nature et devant la loi…» – «Все люди равны по природе и перед законом»), из чего следует, что все имеют равный доступ ко всем должностям и занятиям согласно способностям, но без каких-либо иных различий».
Французской революции не удалось реализовать эти три составляющие счастья на земле, но идея не забылась, и разные режимы уже в XX веке пытались повторить этот опыт, каждый раз делая акцент на одной из составляющих утопического идеала. При этом сложилось представление о том, что государственный режим обязан предоставить ответы на базовые вопросы социума, что стало причиной единого европейского представления о социальной ответственности правящего режима. Это представление было эксплицитно выражено уже в статье 1 Конституции Франции от 24 июня 1793 г.: