С одной стороны, он хотел это увидеть. С другой стороны, он лучше бы покинул комнату. Если бы хотя бы было понятно, что там происходит, но эти проклятые шторы позволяли видеть ровно столько, сколько могла придумать себе больная фантазия Йоны.
– Нет. – Он произнес слово вслух, сам того не желая, и это вернуло его в реальность. В его комнату, в этот дом, в котором все еще громко звучал телевизор Хельмрайхов.
Несколькими решительными кликами Йона направил Элануса обратно домой. На сегодня никакой программы безопасности, дрон возвращался раньше обычного. Того, что он увидел, было достаточно. Не в его правилах было мучить себя.
И все же половину ночи он провел в раздумьях и никак не мог уснуть. Почему Линда не отпускала его, ведь он так мало ее знал? Неужели он был всего лишь глупым, влюбленным подростком, ставшим заложником своих гормонов?
Вероятно, так оно и было. Каким бы высоким ни был IQ, он не мог защитить от того, чтобы не влюбиться не в ту.
Но все же от этого существовало одно средство, которое Йона использовал бы без промедления. Подсвеченные цифры его будильника показывали 3:14, когда он снова встал с кровати и уселся за стол. Он открыл текстовый редактор своего ноутбука, немного подумал и начал печатать.
Завтра он распечатает то, что написал, – сегодня он не хотел, чтобы мини-принтер, который он привез с собой, разбудил Керстин, спавшую в соседней комнате.
В половине четвертого он снова выключил свет над своим ночным столиком и наконец уснул.
Он нес напечатанное в трех экземплярах в своей сумке формата А5. Йона еще не знал, как передать Линде свое послание, но он был оптимистом. Как-нибудь наверняка получится, а так как внести небольшую сумятицу может быть очень веселым занятием, то он удивит своим посланием и Арона. Если вчера в спальне был он, то напечатанный Йоной текст по меньшей мере вселит в него неуверенность. А это, по мнению Йоны, было даже лучше.
На сегодня в учебном плане первой была запланирована лекция Лихтенбергера, и при других условиях Йоне было бы интересно, как профессор отреагировал бы на него в этот раз. Как же он обидел его своим вторжением на старший курс, практически «отодвинув» его от ведения лекции, заняв место у доски.
Но больше всего он был занят тем, что обдумывал свои планы. Лучше, если они будут разными и их будет много. Хотя если Линда сегодня, например, лежит с насморком в постели, то все будет напрасно.
Ты ребенок, да к тому же избалованный.
Йоне до сих пор было больно, когда он вспоминал эти слова. Ну хорошо, тогда он и вправду ребенок. А дети могут играть, не так ли? Именно этим он и займется. Интересно, как….
– Йона Вольфрам? Я правильно запомнил ваше имя?
Только благодаря сдержанному шепоту вокруг Йона понял, что Лихтенбергер обращается к нему не в первый раз. Черт, не следовало бы так глубоко погружаться в свои мысли, а то всегда выходило так, как будто кто-то выключал мир вокруг него.
– Да, все верно, – сказал он. Это прозвучало очень высокомерно. – Мне очень жаль, что я не сразу ответил. Это было невежливо с моей стороны.
Профессор явно был удивлен признанием Йоны, но быстро взял себя в руки:
– Как вы думаете, на этот раз вы справитесь с тем, что занятие буду вести все-таки я?
Йона кивнул, улыбаясь. Так дружелюбно, что даже свело уголки рта.
– Конечно. Извините меня за прошлый раз.
На этом Йона выключил свое внимание. Он настолько владел материалом, что мог рассказать его даже во сне. Вместо этого он стал думать о том, как бы выяснить, где будет обедать Линда.
