В конце 1966 года бабушка получила письмо от дочери, их адрес ей дал отец Брюно, с которым она переписывалась раз в год на Рождество. Жанин не выразила особого сожаления о прошлом, ограничившись одной-единственной фразой: “Я слышала, папа умер и ты переехала”. Кроме того, она сообщала, что уезжает из Калифорнии, перебирается на юг Франции; но адреса не оставила.
Однажды утром, в марте 1967-го, пытаясь приготовить оладьи из кабачков, бабушка опрокинула на себя лохань с кипящим маслом. У нее хватило сил выползти на лестничную площадку, и на ее крики сбежались соседи. Вечером, выйдя из школы, Брюно увидел мадам Аузи, их соседку сверху; она отвела его прямо в больницу. Ему позволили на несколько минут увидеться с бабушкой; ожоги были скрыты под простыней. Ее накачали морфием, но она все же узнала Брюно и сжала его руку в своих ладонях; после чего мальчика увели. В ту же ночь ее сердце остановилось.
Так Брюно столкнулся со смертью во второй раз; во второй раз смысл этого события почти полностью ускользнул от него. Еще долгие годы, получая хорошие отметки за домашнее задание по французскому или за успешную письменную работу по истории, он невольно думал, как похвастается бабушке. И тут же, разумеется, возражал себе, что она умерла; но эта мысль возникала пунктиром и, по сути, не прерывала их диалога. Когда он прошел конкурс на степень агреже[10] по современной литературе, он подробно обсудил с ней свои результаты; в то время, однако, он уже верил в это разве что в краткие моменты. По такому случаю он купил две банки каштанового крема; это был их последний серьезный разговор. Получив свою первую преподавательскую должность после окончания учебы, он понял, что изменился, что у него уже не получится войти с ней в контакт; образ бабушки медленно таял за глухой стеной.
На следующий день после похорон произошла странная сцена. Его отец и мать, которых он увидел впервые, обсуждали, что с ним делать. Они беседовали в большой комнате их марсельской квартиры; Брюно подслушивал, сидя на кровати. Всегда интересно, что о тебе говорят другие, особенно если они вроде бы не подозревают о твоем присутствии. Иногда сам начинаешь сомневаться в собственном присутствии, и в этом есть своя прелесть. Короче, он не чувствовал, что их слова касаются его напрямую. Притом что этому разговору суждено было сыграть решающую роль в его жизни, и с тех пор он много раз вспоминал его, так и не сумев испытать никаких подлинных эмоций. Он не сумел установить непосредственную связь, физическую связь между ним и двумя взрослыми людьми, которые в тот день, сидя в их столовой, поразили его прежде всего своим высоким ростом и моложавостью. Брюно перешел в шестой класс, и они решили, что с сентября определят его в школу-интернат. Отец будет забирать его в Париж по выходным, а мать попытается время от времени проводить с ним каникулы. Брюно не возражал; он не чувствовал в этих людях открытой враждебности. В любом случае его настоящей жизнью была жизнь с бабушкой.
Брюно наклоняется над умывальником. Пижамную куртку он снял. Край фаянсовой раковины врезается в складки его маленького белесого живота. Ему одиннадцать лет. Он собирается почистить зубы, как всегда перед сном, в надежде, что его вечерний туалет пройдет без эксцессов. Но тут к нему подваливает Вильмар, сначала один, и пихает его в плечо. Брюно делает шаг назад, дрожа от страха; он более или менее знает, что его ждет. “Отстаньте…” – еле слышно говорит он.
