- Мне всё равно не нравится эта стена. Зачем здесь стекло? Это же не надёжно. Хрупко.
Медвежонок ещё раз задумывается, а потом без объяснений со всей силы бьёт ногой по этому самому стеклу. И… ничего не происходит.
- Это прочное стекло. Его даже пуля не брать. Крепче камня.
В результате я селюсь именно тут, на самом верхнем уровне дома Файзы. Мы вдвоём с Медвежонком приносим в тёмную комнату кровать и небольшой шкаф для одежды из комнат ниже. Диван же выносим в комнату рядом, ту, что парень назвал моим кабинетом. Тут тёмных штор нет, но Медвежонок убеждает меня, что Файза завтра же пришлёт людей, которые их повесят, и будет везде темно. Под конец я ещё нахожу в одной из комнат пушистый коврик похожий на шкуру лохматого зверя и тоже приношу его к себе, вот теперь эта спальня мне, наверно, нравится.
На ужине парень пытается мне ещё объяснить, как пользоваться местной кухней и где найти подходящую мне еду. Вникать во всё это я уже не способен, разве что:
- Дай нож. - Он протягивает мне нож из коробки кухонных приборов. – Сколько крови нужно Окиле, чтобы определить, что мне можно есть?
Он сначала смотрит на меня, не понимая, а потом аж подскакивает:
- Это не так! Не резать. Ждать. Я сейчас приносить.
Он уходит на несколько минут и возвращается с небольшим сундучком полным странных игл и склянок. Уверен, в другое время один вид этого сундучка тут же заставил бы меня передумать. Слишком уж эти странные предметы напоминают орудия пыток. Но сейчас я слишком устал, в голове мысль, что надо уже что-то с этим делать, и я решительно протягиваю Медвежонку руку. А потом спокойно смотрю, как он очень аккуратно втыкает в эту самую руку полую иглу и неторопливо набирает через неё несколько маленьких склянок крови. Рана получается крохотная, но парень ещё и заклеивает её липким лоскутком, а потом поднимает на меня взгляд с надеждой:
- Теперь спать? Я пойти?
23. 23. (ВС 12) Шальти. Корни
Я стою на краю неширокой открытой площадки на одном из уровней дворца Файзы. На удивление, мне удалось хорошо выспаться. Уснул, буквально добравшись до ложа в своей новой комнате. А сейчас над всем городом-муравейником железных людей уже поднимается рассвет. Настоящий! Оранжево-красный диск солнца, гулко шелестя в своей глубокой тональности, восстаёт из-за горизонта, и стеклянная скорлупа над городом, совсем чистая и прозрачная, пропускает каждый лучик, и каждая травинка сада, и птичка, и животное звучат радостью утру. Суетятся, торопятся, разворачиваются под живительными лучами.
Но люди ещё спят. Все! Даже на уровне охраны в той части, что в зоне моего восприятия, ни одного бодрствующего не слышно. Впрочем, сейчас меня это устраивает. Есть время осмотреться.
В утреннем свете дом Файзы мне нравится больше. Стеклянная стена дома смотрит строго на сад и горы, из-за которых вдалеке, чуть слева, сейчас понимается солнце. Других жилищ муравейника с этого ракурса не видно. Даже чтобы рассмотреть сады справа и слева, приходится залезть на крышу.
Хотя, конечно, эта любовь к стеклу мне всё равно не понятна. Даже к крепкому стеклу. По мелодиям я нахожу комнаты Окилы, а потом и Файзы. Причём если у Окилы хотя бы задёрнуты тонкие шторки и её саму за ними глазами не рассмотреть, то у Файзы все шторы открыты и кто хочешь, взобравшись на этот открытый балкон, может через стекло наблюдать её торчащую из-под одеяла абсолютно голую ногу. Почти до колена! И я стою и думаю, что обязательно выскажу огненной женщине своё негодование по этому поводу, когда она проснётся. Моя жена не должна так себя вести. А ещё о том, какая же она маленькая. У неё вся ступня целиком: от круглой розовой пятки до маленьких пальчиков, – с длину моей ладони, если не меньше.
