– Опасался?
– Он… давно еще, мы маленькими были, но мама Вася сказывала, что Свириденко заявился с людьми. Вроде как силой хотел дело решить. Чтоб мы документы подписали и все такое… и вот Аленкина матушка тогда разозлилась… очень.
Шли неспешно.
И дорожка сама ложилась под ноги. И главное, что Иван не сразу заметил, комарье отстало. Впрочем, птицы тоже смолкли.
– Дед сказал, что она силу живую забрала из них почти до капли, а после вернула. И сказала, что если еще раз на глаза ей попадутся, тогда не пощадит. А потом и родники с земель увела. Ненадолго, правда. Земля ж не виновата, что у нее хозяин дурной. Но Свириденко хватило, чтоб понять. Вот и держался в стороне… а как прознал, что тетя Леля ушла, тоже сперва сторонился, может, думал, что Аленка такая же… потом одно, другое.
– Пробовал на прочность? – предположил Бер.
Иван же коснулся тонкого стебелечка травы и палец к губам прижал. Все и замолчали.
Нет, ничего…
Да, там есть, темное и недоброе, такое, которого лучше не касаться. И сила от него идет, пробивается сквозь толщу земную, да не вредит.
Живые чувствуют, сторонятся, а вот растениям напротив очень даже сила эта по нраву. Ишь, пьют да буяют. Крапива вдоль дороги вовсе зеленой стеною выстроилась, жирная, с огромными листьями. Благо, Иван вовремя успел отступить.
– Боишься? – не удержалась Таська.
– Аллергия у меня, – Иван осторожненько отвел листочек в сторону. – На крапиву… буду весь… краснорожий, если что. А потом чесаться и шелушиться.
Поглядели на него с сочувствием.
– Значит, Свириденко сидел смирно…
– Ну как… издали пакостил. С Севрюгиным вон придумал. Потом свататься пытался… одновременно через банки давил. Ну и по мелочи, то одна комиссия, то другая…
Ощущение тяжести проходило.
И дышать становилось легче, шаг за шагом. Нет, вовсе чувство иного не исчезло, скорее уж отодвинулась куда-то на край сознания.
– Теперь вот как-то совсем берега потерял… и с вечером этим не понятно. Одно время нас приглашали, но больше из вежливости, – теперь говорила Таська. Она и вперед пошла, раздвигая стебли крапивы, причем голыми руками. – А потом и он, и все-то соседи стали делать вид, что таких в округе нет… ну и ладно, не больно-то хотелось. Тут вот снова… явно задумал пакость. Может, унизить хочет, показать, кто мы есть…
– А кто вы есть? – уточнил Бер, который тоже вперед вырвался.
А чумазый.
Руки черным чем-то испачканы, и пусть Бер их отмывал, но то ли старался слабо, то ли чернота эта въелась в кожу намертво. И пахло от него потом и железом, и еще бензином, но не тем, привычным, что на заправке. При всем этом Бер выглядел весьма довольным жизнью.
– Мы? Нищее отребье… – отозвалась Маруся, глядя с тревогой. – А аллергия сильная?
– Помереть не помру. Не должен во всяком случае, но буду отекшим, красным и чешуйчатым.
– Прямо тянет поглядеть, – Таська обернулась. – В общем, скотина он. Я Свириденко имею в виду.
Желающих спорить не нашлось.
– А почему вы крапиву просто не выкосите? – уточнил Бер, ныряя под особо тяжелую ветку.
– Ну… тебе надо – ты и коси.
– И покошу!
– И коси!
– Погоди, – Маруся придержала Ивана. – Ты бы сразу сказал… я еще когда хотела принести мазь, а потом как-то вот и запамятовала. Извини.
– За что?
– Да так… просто… я думала, что вы – еще одна проблема… сунули нам кого-то… ну, так, чтоб… не знаю…
– В ссылку?
– Вроде того. Что от вас пользы никакой.
– А от нас польза есть? – Иван нырнул под покачивающийся стебель с характерными листьями-сердечками. – Дай подумать… машину утопили. Дом развалили… что еще? А, поле распахали, но это не мы. А вот конопля – уже мы.
