– Браво, Ивонна, так ее, так.
Люка снова бросается на Ивонну. Она не чувствует ударов. Она ничего не слышит, ничего не видит. Только одно – победить.
Ивонна отступает. Она тяжело дышит и уже устала. Глаза у нее испуганные. Люка продолжает наступать.
– Держись, Ивонна. Браво, Люка, так, еще, еще. Браво, Люка.
На минуту борцы сцепляются.
– Царапается, – вскрикивает Люка.
Свист. Долой, долой Ивонну. Позор. Люка наступает, из ее расцарапанной щеки течет кровь.
– Браво, браво, Люка!
Ивонна уже только увертывается от ударов, защищает руками лицо. Она оглядывается – нельзя ли удрать. Но публика стоит сплошным кольцом, плечом к плечу.
– Врешь, не уйдешь! – уже по-русски кричит Люка.
– Довольно, – вдруг всхлипывает Ивонна. – Я больше не могу.
– Признаешь ли себя побежденной?
– Признаю, – всхлипывает Ивонна.
Жанна звонит в колокольчик.
– Чемпион России, в один раунд…
Борцы снова пожимают друг другу руку. Публика качает Люку.
– Тише, тише, уроните, убьете ее.
Люка, не совсем еще придя в себя, смотрит кругом счастливыми, ошалевшими глазами:
– Вот видите, победила.
Снова аплодисменты. Кто-то промывает ее расцарапанную щеку.
Кто-то толкает ее:
– Я на тебе десять франков сделала. Завтра пирожными угощаю.
Люка возвращается домой счастливая и гордая. Левое плечо ноет, и на щеке царапина. Но это пустяки. Будет ее помнить Ивонна. А прохожие спешат мимо, толкают ее, и никто не знает, что она победила.
Уже темно. Фонари зажжены. Воздух холодный и влажный. Люка проходит сквозь Трокадеро, на минуту останавливается, смотрит с лестницы на Париж. Эйфелева башня тает в белом тумане, внизу под высоким пролетом огни и деревья Марсова поля. Люка спускается по лестнице, медленно идет мимо чугунного носорога, мимо пустого цветника с небьющими фонтанами.
Она нагибается, поднимает с земли бурый сморщенный лист, кладет его на ладонь. Лист слабо шуршит. «Как записка, – думает Люка. – Записка. Откуда? С неба?..»
Голые деревья тревожно шумят над головой. Сквозь тонкие ветки огни фонарей кажутся звездами. От влажной черной земли сладко и обморочно пахнет тлением. И вдруг порыв ветра и между деревьями черные огромные крылья.
– Азраил…
Но уже ничего нет. Только вечер. Только фонари и шуршащие ветки.
Люка идет дальше, испуганная, смущенная. Что это было?.. Нет, ничего не было. Но разве она еще помнит? Не совсем забыла?..
Люке грустно, и как она устала. Она еле передвигает ноги. Вот наконец их улица. Под фонарем перед самым подъездом стоит кто-то. Она видит его синее пальто, его шляпу. Он стоит спиной к ней – верно, ждет. Но какое ей дело? Сердце еще трепещет от шума черных крыльев. Что это было?.. Неужели опять Азраил?
– Здравствуйте, Люка.
Люка кладет холодную руку в его ладонь. «Нет, это только кажется, – успокаивает она себя. – Только кажется…»
И все-таки она говорит:
– Здравствуйте, Арсений Николаевич…
– Как поживаете, Люка?
– Хорошо, спасибо… – Лучше прислониться к фонарю, чтобы не упасть.
Она неясно видит его лицо. И голос его доносится будто издали… Это от тумана. Это от волнения.
– Какая вы бледная. Вы были больны?..
– Нет…
– Как поживает Екатерина Львовна? Вера Алексеевна?
– Вера вышла замуж. Она в Ницце.
– Скоро приедет? – отрывисто спрашивает он.
– На будущей неделе. Она вчера прислала цветы.
Он снимает шляпу:
– Ну, всего хорошего, Люка. Кланяйтесь Вере Алексеевне. Не забудете?
– Нет.
– А вы большая стали. Много учитесь? Так не забудьте передать привет Вере Алексеевне. До свиданья.
